Яркая вспышка экрана заставляет меня сощуриться. Я вчитываюсь в текст и медленно оседаю на пол, чувствуя жуткую усталость. Колени подкашиваются от холодного тона, заданного одним лишь сообщением.
Не так уж много слов. Буквально несколько строк, перечеркивающих и без того хрупкое спокойствие:
«Ты мне очень сильно задолжала, Амелия. Искалечила сердце, а теперь принялась за тело. Одного маленького ножика недостаточно для того, чтобы меня убить. Каждый раз, когда будешь выходить из дома — оборачивайся. Я обязательно буду за тобой наблюдать. А если захочу — влезу в твою комнату и задушу тебя во сне. Но это было бы слишком милосердно, верно?».
Листаю дальше. Это еще не всё. В конце он оставил пометку, выделив строчки жирным шрифтом:
«И только попробуй заблокировать меня. Я тут же постучусь в твою дверь».
Чёрт, мне не спастись от его безумия. Он в буквальном смысле пытается отравить всё, что меня окружает. Лишает любой радости и заставляет думать о том, что каждый день может стать последним.
Сегодня я улыбаюсь, а завтра на мою могилу принесут цветы. Рону известно обо мне всё, а я даже не уверена в том, что он сказал своё настоящее имя.
Нити догадок рвутся и оставляют меня в подавленном состоянии. Я встряхиваюсь, задергиваю шторы, опасаясь наблюдения с улицы, и спускаюсь к маме.
Пришло время для откровенного разговора. Только она может дать ответы на мои вопросы.
По крайней мере, так я думала.
Я медленно иду по коридору, тщательно разглядывая потолок и стены. Мне начинает казаться, что весь дом напичкан камерами, от которых нельзя скрыться. ОН в любом случае следит. Остается надеяться на небольшую передышку. Мне нужно время, чтобы во всем разобраться. То, что говорил Рон, просто не может быть правдой.
У меня сложный характер, я вспыльчивая и временами агрессивная, но я — не чудовище, уничтожившее собственную сестру.
Подмечаю все детали — от количества фотографий в рамках до цвета обоев. Замираю, напряженно разглядывая дверь, за которой находится комната, принадлежащая Монике. Мама строго-настрого запретила туда входить и закрыла дверь на ключ. Все мои вопросы она игнорировала и тут же переводила тему.
Это еще сильнее сбивало с толку. Ясно же, что дело нечистое. Иначе не было бы столько тайн и секретов.
Решительно захожу на кухню, сажусь за стол и облокачиваюсь о спинку стула, прожигая маму глазами. Резко спрашиваю:
— Моника встречалась с кем-то?
Подмечаю, как быстро она меняется в лице. Добродушная улыбка сползает. Губы растягиваются в пренебрежительном и крайне недобром оскале:
— Почему ты спрашиваешь? — её тон холоден. Говорит отчужденно и сухо, словно мы обсуждаем нашего самого злейшего врага.