Зачем? Кому это нужно? Что стоит на кону?
Бесчеловечно вот так играться с чужой судьбой и втаптывать в грязь всё самое сокровенное.
— Моника, ты слышишь меня? — доносится подрагивающий шепот.
Я рефлекторно сжимаю руки в кулаки, резко возвращаясь в реальность.
Джина смотрит на меня обеспокоенным взглядом и, кажется, боится даже дышать. В туалет заходят две девушки и останавливаются. Они нерешительно переглядываются, и я тут же одергиваю кофту.
Потерянно шепчу:
— Не понимаю…зачем кому-то выдавать меня за Амелию?
Блондинка подбрасывает вверх пряди моих волос. Пытается подбодрить, и у меня как-то резко теплеет на душе от этого маленького жеста. Ценного. Стоящего больше всех бриллиантовых каратов.
— Мы справимся. Теперь у тебя есть я. Ты можешь на меня положиться, — неловко улыбается, тревожно ожидая моей реакции.
Я крайне признательна ей за теплые слова, ложащиеся крепкими бинтами на разорванное сердце. Выдавливаю улыбку и благодарно киваю:
— Спасибо. Ты не представляешь, как долго я искала такого человека, как ты.
— Может, кто-то специально выдал тебя за Амелию? Ты кого-то подозреваешь?
— До этого дня я была уверена в том, что разберусь со своим прошлым, но, как оказалось, никчемные ростки воспоминаний являются лишь верхушкой айсберга.
Сомнения, страхи, паника и чувство загнанной в угол добычи мешают адекватно оценить ситуацию.
Я задумываюсь.
Кому это выгодно?
Брайсу? Возможно, но я не думаю, что это он. Единственный мотив — заставить меня с ним работать. Слишком отчаянный шаг для такой мелкой цели.
Черт возьми. Хрупкое спокойствие разом летит в бездну, когда в голове появляется закономерная догадка: «Вдруг моя сестра и правда торговала наркотой?».
Нет. Это бред. Она бы не посмела. Как тихая девушка, всегда спокойная и отрешенная, могла связаться с криминалом?
Я задерживаю дыхание, вспоминая черные глаза, бездушные и лишенные эмоций, мощное тело, поражающее развитой мускулатурой, и жесткую энергетику, от которой сразу хочется упасть на колени. Будто воочию вижу перед собой Шмидта и тут же встряхиваюсь, избавляясь от дикого наваждения.
Рон бы точно не стал играть в такие игры. Он из тех, кто всегда идёт напролом, неизменно достигает цели. В его глазах была жуткая боль. Ломающая и сносящая к черту все барьеры.
Это не он. Тогда кто?
— А твоя мама…как же она не заметила разницы?
Я отшатываюсь, окончательно сбитая с толку. И правда, почему я сразу не подумала о ней? Мама всегда различала нас. Безошибочно определяла, кто — Амелия, а кто — Моника.
Насколько велика вероятность того, что она не знает, какая из дочерей погибла?