Значит — я опять врала. Совсем не так мы познакомились. Понять бы еще, что происходило на самом деле. Какая облава. Какие преступники, и при чём тут я.
— Что случилось потом?
— Он пропал на три года, — холодно обрубает подруга.
Руку покалывает, как иголками, кровь вскипает в жилах и туманит разум.
— Что?! — вскрикиваю и рефлекторно подаюсь к ней, едва не слетев со стула. — Почему он исчез?
— Прекрасный вопрос, но лучше бы тебя волновало, почему он вернулся, — недовольно щурится.
— Джина, не время для шуток!
— Мне не до смеха. Я серьезно — в один день он просто перестал отвечать на твои звонки. Ты приехала к нему домой, но там было пусто — ни одной вещи, которая бы напоминала о его существовании. Шмидт буквально стёр себя из твоей жизни, и я уже собиралась возводить руки к небу и благодарить судьбу за такой подарок, но потом…он снова вернулся. А через месяц ты, по его мнению, умерла.
Я сглатываю подкативший к горлу горький смешок и тихо замечаю, глядя в одну точку на стене:
— Я смотрела новости. Они выставили всё, как случайность. Сильный удар. Глобальная утечка топлива. Машина загорелась и взорвалась, — всхлипываю, вспоминая жуткую боль во всём теле, — я не верю в такие «случайности». Кто-то явно это подстроил. Хотел убить либо меня, либо Амелию, а, может, и нас обеих.
Задаю вопрос, который терзает меня уже вторые сутки:
— Почему у тебя не было сомнений? Неужели ты даже не допустила мысли о том, что выжила именно я?
Джина смотрит в мои глаза с тоской и сожалением.
— Я пришла к тебе в больницу. Меня не хотели впускать, но после того, как ты впала в кому, у врачей больше не осталось причин держать меня в коридоре, — из её глаз текут слёзы, — ты была такой белой. Неживой. Почти мёртвой и, — всхлипывает, — у тебя были белые волосы. Как у Амелии. Мы ведь виделись с тобой за день до той катастрофы. Я понимала, что ты бы не успела перекраситься. В этом не было смысла. Так что…да, я сдалась и ушла. Слишком больно было смотреть.
В нашу первую встречу Рон насмехался, полагая, что я специально изменила цвет волос, чтобы быть более похожей на Монику. Вот, почему он так злился.
Каждое случайное совпадение воспринимал в штыки. Когда узнал, что я не ем мясо. Когда я рассказала ему о боязни темноты. Когда дерзила и не поддавалась на провокации, показывая настоящий характер.
Словом, когда я была собой. Чисто рефлекторно и по наитию реагировала на его слова, в то время как Шмидт видел в моём поведении лишь притворство. Угрожал и требовал, чтобы я перестала.
Забавно, ведь это именно то, чего он хочет. Вернуть Монику. Слепить из Амелии идеального двойника.