— Что?
— Ничего, — он выкинул окурок и сделал шаг вперед, закрывая за собой дверь. — Заболеешь.
— Мог бы войти через дверь.
— Разве это романтично?
— Нет, романтично — бежать за свежими булками и джемом, от аромата которого кружится голова. Романтично — вдыхать аромат, пытаясь насытиться, запастись, припрятать. Романтично — караулить у лаборатории, не спать, а потом идти на многочасовой отчетный концерт и играть так, что хочется реветь навзрыд, оголяя свою душу всем. Но никто не увидит и не поймет, потому что…
— …потому что это все принадлежит тебе.
— …все ноты, вздохи и стоны, — продолжила я и отвернулась. Закрыла глаза, но голова только сильнее кружилась, раскачивая тело из стороны в сторону. — Ты делал меня реальной. Живой…
— Лизи, — шептал он, прижавшись колючим подбородком к затылку. — Ты все та же. Чувственная внутри, но такая колючая снаружи.
Максим пробежался пальцами по шелковому халату, чего было достаточно, чтобы он рухнул к моим ногам. Холодные подушечки пальцев замерли на плечах, вздрогнули, а потом двинулись вниз. Он проглаживал каждый позвоночник, останавливался на родинках. Дышал так спокойно, но его выдавало сердцебиение. Спиной я чувствовала сердечный ритм, который то учащался, то совсем пропадал. Он остановился на пояснице, и пальцы уступили место ладоням. Я закусила губу, когда его ладони стали путешествовать по ягодицам.
— Я просто забыл сказать, что буду ждать тебя завтра в 21:00.
— Ты мог бы написать.
— Мог, — его руки стали подниматься, а затем и вовсе замерли на шее, пропуская волосы через пальцы. — То тогда бы я не мог прикоснуться к тебе….
— Лизавета Сергеевна! Тут инспекция, слышите? — шепот медсестры в телефонной трубке раздражал перепонки хуже крика. Я не могла сориентироваться, запутавшись в огромном одеяле.
— Ты чего шепчешь? Говори нормально! Я не понимаю тебя, Маша.
— Они же рядом!
— Маша, говори громко, ты же не гостайны мне сдаешь, — скинула ноги с кровати, пытаясь рассмотреть время на электронном циферблате будильника. Звона его не слышала, значит еще нет и семи.
— Они говорят, что внеочередная комиссия, — чуть прокашлявшись сказала Маша.
— Ну? А я чего? Звони главврачу. Если никто из этой комиссии не беременный, то я ничем не могу им помочь! — еле сосредоточившись на циферблате, вздрогнула увидев знак бесконечности. Нет…Нет…. Восемь? — А если и беременный, то вы на что там?
— Они пришли в ваше отделение, Лизавета Сергеевна, — Маша вновь перешла на шепот. — Говорят, что поступило много жалоб. Ходят по кабинетам расспрашивают всех врачей. Даже к Любке в лабораторию ходили!