– Довольно, – нахмурился король Родрег, и каменная ловушка хрустнула, сжимаясь сильнее. Камилла вздрогнула: ей показалось, что вместе с камнем хрустнули и кости ллея Салавата. – Время не ждёт.
Камилле пришлось подчиниться, тем более, что путь в оранжерею оказался неожиданно долгим: его величество с трудом передвигал ноги. Королевский совет в почти полном составе, за исключением главного советника, покорно следовал за ними в сопровождении стражи. Мэм Гирр держался сразу за спинами его величества и Камиллы, и дочь Золтана была рада хотя бы такому дружескому присутствию.
В голове толкалось сразу с десяток противоречивых мыслей, и Камилла передумала их все, пока они не достигли сверкающего и слепящего здания оранжереи.
– Где? – сипло, на выдохе, проговорил король Родрег.
Дорога тяжело далась его величеству. Бледная, высохшая кожа покрылась испариной, руки дрожали, так что Камилла удерживала короля почти наравне с камердинером.
– Разве вы не видите? – удивилась Камилла. – Да вон же! Взгляните через амулет!
Король Родрег оторвал от неё руку и приложил ладонь к амулету стихий на груди. Выдохнул, словно внезапно прозрел. И вдруг, оттолкнувшись от камердинера, сам сделал несколько шагов вперёд. Прямиком к двум переплетённым деревьям, уходившим под стеклянный потолок оранжереи. Даже в ручеёк, протекавший у самых корней, вступил, не побрезговал.
Камилла не поняла слов на незнакомом и явно старинном языке. Только и увидела, как полыхнул чёрной гарью амулет на груди у короля, и как от него разошлись гудящие, злые круги, волнами набегая на стволы застывших деревьев.
Треснула кора с оглушительным хрустом.
Приглушённо вскрикнули пятеро советников, торопливо отступая назад, под защиту щитов королевской стражи. Надо признать, повод для беспокойства имелся: раскидистые кроны вдруг содрогнулись, будто деревья выкорчёвывали с корнем, и ухнули вниз.
Мэм Гирр только и успел, что дёрнуть Камиллу в сторону.
– Ай, – недовольно проронила ллейна Эйросская. – Не дёргайтесь вы так, мэм Гирр. Видите: сыплется уже.
Деревья и впрямь осыпались наземь, густым зелёно-коричневым пеплом. Мощные ветви распадались на куски, куски – на щепки, щепки обращались в пыль, которая впитывалась в пол оранжереи, исчезая на глазах. С каждым мигом деревья уменьшались в размерах, сгущаясь красками лишь у сердцевины.
– Смотрите, – выдохнули за спиной.
Деревья оживали. Ещё не до конца обретя человеческие формы, зашевелились, с трудом, загудели, словно внезапный порыв ветра зашевелил уже отсутствующие кроны. А затем отряхнулись, сбрасывая с себя последнюю коричневато-зелёную пыль.