— Она… твоя мама сказала, что тебе не нужна такая как я. Что тебе еще рано… Нужно карьеру построить. Фирму свою на ноги поставить, а уже потом думать о всяких… девках и серьезных отношениях. Тем более о детях.
— Детях? — глаза удивленно распахивает, пробегаясь непонимающим взглядом по моему телу. — Ты что… забеременела от меня пять лет назад, Задорожная? — киваю. — Какого хрена ты не сказала мне о ребенке? Где он? Где мой сын? — хватает за плечи и встряхивает.
Аж язык прикусываю, но нахожу в себе силы вырваться из цепкой хватки и злобно вонзить в него невидимые ножи.
— Это был не сын, а дочь, — ору, срывая голос. Оглушая сама себя. — Дочь! Маленькая девочка… которая… которую…
Внутри все горит. Боль нестерпимая. Меня как будто режут без ножа, вонзая лезвие глубоко в кожу. Проворачивая им. Причиняя огромную пытку.
— Я назвала ее Любовь. Я лишилась твоей любви, но у меня осталась частичка тебя. Любочка. Моя девочка. — шепчу пересохшими губами. — Моя дочка даже вдох не смогла первый сделать… Все было хорошо, но в один день я заметила, что она притихла. До родов осталось всего ничего и я заволновалась. Сразу же поехала к врачу, в надежде, что это все нервы и Любаша просто спит. Но… врач подтвердил самые худшие подозрения. Начался мой ад… Искусственные роды… Малышка родилась мертвая. — смотрю в одну точку, медленно покачиваясь. — Я не взяла ее на руки, не поцеловала маленькие пальчики, не прижала к своей груди. Я… — низ живота тянет. На ногах еле стою. — я… мы с мамой ее похоронили. В Нью-Йорке. В крошечном гробике….
— Алиса, почему…
Отскакиваю от Тимура, протянувшего ко мне руку. Не хочу, чтоб ко мне прикасались. Не хочу быть здесь.
— Я жила в аду. Каждый божий день с трудом открывала глаза, мечтая сдохнуть поскорее. Оказаться рядом с Любой на небесах.
Жуткий холод охватывает тело. Темнота словно к себе призывает, но я не должна к ней идти. Должна все выстоять. Обязана.
— Думала, что ты, — вижу застывшее от шока лицо Воронцова, и в тоже время в нем столько боли, — хоть раз мне позвонишь. Найдешь. Вернешь. Но… всегда я напрасно надеялась. Глупая наивная дура, мечтающая, что любимый человек даст о себе знать. Что не смогут его отравить лживыми речами. Но… — камень в огород Ирины Львовны. — я глубоко ошиблась, — расфокусированным взглядом смотрю на Тимура. — Как тебе такая правда? Понравилось? Ты теперь доволен, твою мать?!
Хватаю ручку чемодана и делаю шаг к двери. Воронцов преграждает мне путь. Упираюсь лицом в его каменную грудь. Вдыхаю запах туалетной воды. Запоминаю каждую черту, каждую мелочь.