Цена моей одержимости (Шевченко) - страница 65

Знаю, что многие меня тут ненавидят, ведь у профессора Вильямс я практически любимица, лучшая студентка. Да мне бы по-любому уже темную устроили, не будь огромного живота. А так просто взглядами испепеляют и в открытую шепчутся.

Как вот сейчас, когда мимо прохожу. Стараюсь не обращать внимания на сплетников, которые сами ничего добиться не могут.

Мне плевать на них. Мне плевать на них.

Как мантру повторяю про себя. Скоро меня не будет заботить здание университета дизайна. Буду учиться онлайн. К тому же профессор Вильямс обещала помогать, если у меня возникнуть какие-то проблемы.

Добираюсь до серой многоэтажки недалеко от студенческого городка. Поднимаюсь на второй этаж. Захожу в свою одинокую, встречающую меня тишиной квартиру.

Кидаю сумку на пол в прихожей и, не разуваясь, прохожу в гостиную. Где сажусь на диван. Закрываю лицо ладошками и даю волю слезам.

Плачу навзрыд. Громко. Опустошая себя от накопившихся эмоций. Пытаясь избавиться от воспоминаний, что каждый вечер больно режут внутри похлеще самого острого в мире ножа.

Говорят, беременным нельзя нервничать, иначе это навредит ребенку, а я остановиться не могу. Память нельзя стереть просто по щелчку пальца. Меня каждую минуту душат мысли о том времени, когда еще все было чертовски хорошо. Когда мы были счастливы.

Обнимаю себя за плечи, почувствовав невероятный холод по всему телу. Как будто кто-то окно открыл, и оттуда подул ледяной ветер.

Осматриваюсь. Ничто не открыто. Это просто мои эмоции наружу лезут, превращаясь во что-то нехорошее.

— Уууффф, — выдуваю воздух сквозь сжатые зубы, почувствовав сильный толчок внутри живота. — Все хорошо, моя милая, — опять толчок. Еще сильнее предыдущего. — Сейчас мамочка успокоится. Не переживай.

Моя малышка сегодня слишком активная. Так и хочет вылезти на свет божий раньше положенного срока.

— Потерпи еще немного, — нежно глажу живот, начиная потихоньку успокаиваться. — Скоро ты родишься и сделаешь меня самой счастливой на свете, — грустно вздыхаю. — Жаль, твой папочка этого не увидит.

Снова слезы на глаза наворачиваются при одном лишь воспоминании мужчины, которого я до сих пор так сильно люблю. И по которому так сильно страдаю.

Тимур Воронцов. Мой первый парень. Мой первый мужчина. Моя самая сильная в мире боль. Моя самая большая любовь. Отец моей малышки Любочки.

Тот, кого я больше никогда не увижу.

Тот, кто обо мне скоро забудет. Возможно уже забыл.

«Ему карьеру нужно строить, а не детей чужих растить».

Слова Ирины Львовны эхом раздаются в ушах, заставляя поморщиться и задрожать от мелких мурашек. Словно она рядом стоит и вновь меня упрекает из-за беременности.