Алиса
— Почему ты на самом деле сбежала пять лет назад?
Вопрос Тимура застает меня врасплох. В горле мгновенно пересыхает. Сердечко предательски сжимается. Пропадает весь ареол подобия романтики. Остается лишь темнота из прошлого, въевшаяся прямо в кожу.
— Я не верю, что тебе просто, блядь, все надоело, — он теперь не отстанет. Так и будет допытываться. — Явно что-то произошло, раз ты решила сжечь за собой все мосты и умотать в Америку.
Выбираюсь из его крепких объятий. Еле-еле проезжаю несколько метров до бортиков. Не хочу, чтобы он смотрел мне в глаза. Все равно не прочтет ту боль, что я перенесла пять лет назад.
Покидаю корт. Сажусь за столик и начинаю избавляться от роликов. Руки не слушаются. Пару раз сама себе по запястьям ногтями прохожусь. Поскорее бы сбежать отсюда и закрыться в своей комнате.
Слышу над головой громкое покашливание. Застываю, сглатываю огромный ком в горле. Все волоски встают дыбом. Такое чувство, что сейчас произойдет катастрофа. Атомный взрыв мощностью на несколько тысяч километров.
— Сбежать решила, да?
Воронцов грубо толкает меня назад. Больно ударяюсь спиной, аж искры из глаз летят. Опускается на корточки, за пару минут избавляет меня от роликов и надевает на ноги балетки. Делает все на автомате, больше ни слова мне не говоря.
Разозлила ты его, Задорожная, своим молчанием.
— Тимур, подожди! — кричу в след удаляющейся спине.
Догоняю практически у выхода. Дотрагиваюсь до плеча. Он вздрагивает, словно я обожгла его серной кислотой. На лице снова маска отъявленного мерзавца, способного втоптать в грязь. От человека на корте не осталось и следа. Теперь передо мной снова холодный и жесткий мужчина, от которого так и веет безразличием.
— Неужели голосок прорезался? — саркастически спрашивает, стоит нам сесть в машину.
— Ты не дал мне и слова сказать, — нервно пристегиваю ремень безопасности, дернув его изо всех сил на себя. — Вылетел как ядро из пушки.
— Можно подумать, ты не понеслась с корта как ужаленная пчелой, — «шпилька» в мой адрес. — Первая включила режим молчания.
— Потому что говорить об этом не хотела.
Боже, дай мне сил хоть что-то ему объяснить.
— С чего бы это вдруг? Нечего путного сказать? Ну так солги. Может обоим легче будет, — мчится по дороге, как гонщик на трассе.
— Дай мне время, Тимур, — выходит как-то жалобно, умоляюще. — Я все тебе расскажу, но не сейчас. Не так, — обвожу круг в воздухе. — Не спонтанно, на повышенных тонах. Это очень тяжело. Ты не предст…