Он медленно приближается к машине. Руки напряжены, словно он готов отразить атаку. Он двигается так, чтобы между ним и заброшенным строением были деревья. Вокруг тихо, здесь только мы. Я жду выстрела или взрыва. Взгляд прикован к спине Алекса.
— Не ходи… — издаю я от бессилия стон.
Он почти рядом, когда замирает. Я не понимаю, что его насторожило и вновь смотрю на машину. На лобовом стекле что-то лежит — большой квадрат бумаги, придавленный дворником.
— Что это… — я делаю несколько неуверенных шагов, когда сердце пронзает страх. Видно плохо, но звериным чутьем, которое живет во мне с момента рождения дочери, я улавливаю правду. Синие ленты, черные косы. Я всегда покупала ей синие ленты — к глазам. К лобовому стеклу «мустанга» пришпилено фото Полины. — Что это такое?! Она там, Алекс!
С криком я кидаюсь вперед, но Беспредельщик меня перехватывает.
— Не подходи!
Поворачивается спиной к машине, пока я луплю ладонями по мускулистой груди под распахнутой курткой.
— Туда нельзя, Ника, — жарко выдыхает он в шею и целует холодными губами, чтобы я успокоилась. Сжимает меня двумя руками и это не объятия — он гасит панику. Держит, пока рывки не становятся слабее и полностью не сменяются слезами.
— Это ловушка, — шепчет он. — Машина заминирована.
— Пусти, — сдавленно реву я в грудь. — Я должна увидеть!
Должна увидеть, что внутри. Я не могу избавиться от мысли, что в салоне может быть моя дочь, но Алекс держит крепко. Не дает бежать. Мне больно и на руках останутся синяки.
— Алекс! — я глотаю слезы и холодный воздух. — Отпусти…
— Стой здесь! — незнакомым голосом приказывает он.
Беспредельщик первым идет к машине. Он делает это, чтобы не подбежала я. Останавливается в нескольких метрах, привстает на цыпочки, пытаясь рассмотреть, что в салоне, заглядывает под машину, и начинает пятиться.
— Ника, уходим! — он хватает меня под локоть и тащит под прикрытие деревьев. — В салоне пусто!
Я ему не верю. Не верю ни во что, кроме снимка на стекле. Ветер треплет край фотобумаги, а я съезжаю по стволу дерева и сдавленно рыдаю в сжатые кулаки.
Алекс подхватывает меня и ведет прочь. Я еле иду, спотыкаюсь об камни. Он заводит меня в пустой подъезд брошенного дома и здесь со мной случается безобразная истерика. Я кричу, обвиняю его, потеряв разум. Злые слова жгут язык. Звенит эхо. Толя за такое избил бы меня, но я не могу заткнуться. Во мне клокочет ненависть, потому что…
— Все из-за тебя! — рычу я сквозь плач. — Если бы ты не полез ко мне в ресторане, ничего бы не было… Будь ты проклят! Ей всего пять лет, всего пять, всего пять! А если она внутри-и-и?