— Смотри, — говорит Толя, закуривая следующую сигарету.
Алекса бьют в лицо, и я опускаю глаза вопреки приказу. Пялюсь на свои коленки, едва прикрытые подолом гламурного платья, и прислушиваюсь к шороху с переднего сиденья. Толя не комментируя, наблюдает за расправой.
Не знаю, сколько это длится. Через автомобильное стекло долетают сдавленные мужские крики. Мне кажется, сначала он сопротивляется. Но на стороне Толи ночь, много времени и крепкие парни.
Я не смотрю, чем и как его бьют.
Не хочу.
Слышу, что чем-то тяжелым. От страшных криков снаружи начинает трясти.
— Зачем я тебе квартиру купил, сука? Чтобы ты там хвостом крутила перед своими уродами? В доме, где дочь моя живет?
Я обливаюсь потом, глядя на свои дрожащие руки. Пытаюсь натянуть на колени подол, чтобы не выглядеть падшей женщиной. Костяшки на пальцах белеют, так сильно я вцепилась в ткань.
— Выходи из машины, Ника, — продолжает Толя.
Перестаю дышать.
Почти ничего не чувствуя, словно я во что-то эфемерное превратилась, потеряла тело, выбираюсь из машины и смотрю на Беспредельщика. Боже… Взглядом повторяю путь: от машины, где его в первый раз ударили и где накапало кровью, до асфальтовой дорожки в черных пятнах от тютины, по которой он полз. Боже… На бордюре, заляпанном кровью и битумом, остались следы шин и красный отпечаток ладони. Словно он вытер разбитое лицо, а затем оперся на бордюр, чтобы встать. Боже… Алекс все еще пытается подняться, хотя избит сильно — очень сильно. Я его не узнаю. Не могу разобрать черты лица за слоем крови, гематомами и отеком.
Он еще жив. Его били долго, но он выживет. Если помогут.
Только здесь некому помочь.
Псы Толи окружили его, ожидая приказа — они готовы продолжить. А я выпала из реальности, ничего вокруг не видела, кроме тела Алекса в конце дорожки. Не могу поверить… В голове пролетают слова: в Москву тебя заберу, договорюсь, он моей семье должен… Толя не любит отдавать долги.
В ушах шумит. Звуки долетают издалека.
— Ника… — я начинаю слышать после того, как коренастая фигура Толи заслоняет обзор. — Сука ты драная… Ты меня слышишь?
В шоке смотрю на озверевшее лицо. Таким полным ненависти я его никогда не видела. Он орет на меня, обвиняя, но я почти ничего не слышу, словно смотрю видео без звука. Только белый шум.
В себя меня приводит сухой звук пощечины.
Удар такой сильный, что я падаю на колени и, рефлекторно прикрыв ладонью щеку, ошеломленно смотрю снизу вверх… Затем взгляд сам собой возвращается к Алексу. Кашляя кровью, он пытается встать, а его снова бьют. Это конец, его не оставят в живых. У Толи нет выбора.