Голос остается плавным, но дрожит от одержимости. Перед мысленным взором стоит старый кошмар — избитый Алекс горит заживо. Я закрываю глаза: пытаясь понять чувства, которые вызвал в нем тот адреналиновый штурм — страх, пик напряжения… страсть ко мне. Вспоминаю, с каким упоением он целовал меня, приставив пистолет к своей шее — и верю в это. Такой человек мог думать о женщине, умирая, мог влюбиться в нее перед смертью.
— У нас будет брак по расчету, — продолжает он. — Ты с дочерью живешь, твой бывший умирает, а я получаю деньги, твое тело и твое вечное «да». Пусть у каждого будет то, что он заслуживает. Сегодня ночью ты не говоришь мне «нет». А завтра ты должна подписать документы на удочерение, ты согласна, Ника?
Я беру его лицо в ладони, заглядываю в глаза. Я понимаю, почему у него холодные глаза и улыбки — он такой же, как его семья. Может быть, я ослышалась?
— Ты удочеришь мою дочку?
— Да.
Я не спрашиваю, зачем. Он уже приоткрыл карты, и если сможет вернуть ее — какая разница, что просит взамен? Мне обижаться не на что. Он сразу сказал, что ему нужно. Алекс не обещал мне любви — той, о какой мечтала я, но это честно, я тоже его не люблю. Я не знаю, что это: месть, взвешенный план или все вместе.
— Хорошо, — шепчу я.
— Повернись, — он разворачивает меня за плечи.
Беспредельщик сбрасывает с меня фату и по одной вынимает шпильки, затем снимает с шеи гроздья жемчуга. Расстегивает платье, пальцы проникают под ткань, он проводит ими вдоль позвоночника, вызывая мурашки… Это приятно. Алекс наклоняется и я ощущаю горячее дыхание на спине. Он дышит, как хищник, словно хочет рвать меня на части.
Язык касается старого шрама между лопатками, и я дрожу от необычных ощущений. Алекс лижет шрам, и всем телом прижимается ко мне. Широкий влажный след на спине ощущается прохладной лентой.
Он расстегивает ремень. Правая рука скользит по шее вверх, за подбородок он запрокидывает мне голову. Немного больно сжимает губы. Я не сопротивляюсь: просто жду, что Беспредельщик сделает дальше. Лучше раствориться в этом: в этой ночи, в ощущениях, в его руках — он, распаленный предстоящими сценами и моей безответностью, все равно сделает всё, что захочет…
Алекс сильнее запрокидывает мне голову.
Сквозь прикрытые ресницы я вижу, что он следит за мной. Наслаждается моей покорностью, тем, что может делать все. Ему нравится наблюдать, трогать, подчинять себе. Пальцы проскальзывают в рот — неглубоко. Я посасываю их, робко трогаю языком. Заставляю себя этими ощущениями жить, в них раствориться. Он просто смотрит, и я рада, что Алекс не начал звереть, как тогда, после похищения…