Ну надо же, как гад запал ей в душу. Про наших пацанов ни слова не сказала, только о Дятловой вскользь упомянула, и все.
— Нормально, — вру я и сглатываю комок. Так нормально, что если в понедельник не объявится, то сама позвоню. Не верю, я просто не верю, что он мог взять и вот так, не попрощавшись, даже после той дурацкой ссоры, взять и исчезнуть. Не мог же ректор его уволить. Хотя там наверняка есть за что. Но меня-то никто никуда не вызывал. И официального объявления не было.
— Тамара… Тома, ты меня слышишь?
Опять я выпала из разговора.
— Он тебя не обижает?
Ну как сказать, мам?
— А что с Сеней? Он здоров? — быстренько перевожу мамины мысли в нужную сторону.
— Да так себе, весь зеленый бегает. Ветрянку подхватил, в саду карантин объявили. Так что дома я с ним.
Невольно улыбаюсь, представляя брата, измазанного зеленкой. Ветрянка — это детство, когда можно самому себя разукрашивать и ничего тебе за это не будет. Не помню, чтобы у меня тогда что-то болело.
С мамой поговорила и еще раз проверила мобильный. Тишина.
* * *
Иваненко научит меня ругаться матом, вот ей-богу. Люськи не было на выходных, к родителям вроде уезжала, так Маринка вспомнила, что когда-то — а на самом деле совсем недавно — мы были настоящими подругами. Короче, рядом все время крутилась и зачитывала мне посты в разных пабликах. Пол-универа обсуждает, что с Ярославом случилось и куда он пропал. Все сходились на том, что ушел с работы. Иваненко раз пять, наверное, мне об этом сказала.
Вот и сейчас, собираясь утром на учебу, спрашивает:
— Ты какая-то возбужденная, Том. Ждешь, будет ли Холодов?
— С чего мне его ждать? И угомонись уже!
Но, похоже, все правы, а я нет. У нас хоть и последняя пара с ним, а уже на подъезде к универу все знали, что Холодова нет и сегодня. Сижу на занятиях, смотрю на Святкина, того ветхого препода, который всем автоматы ставит, и думаю, что сейчас бы многое отдала, чтобы услышать саркастичную английскую речь.
— Том, ты едешь? — Перед глазами снова нарисовался Пашка. Они с Иваненко просто борются за приз самого надоедливого приятеля. — Я с тобой.
— Нет, Голубев. Ты — не со мной. Не был и не будешь никогда! — взрываюсь, но мне совсем не стыдно. — Я тебе все сказала еще на той неделе. Мы просто друзья, и все! Но иногда мне кажется, что и не друзья больше.
Резко поворачиваюсь и ухожу вглубь этажа. Хочу найти свободную аудиторию и сделать это. Один звонок. Просто один звонок. Очень важный звонок.
Сердце бьется так сильно, что, кажется, сейчас не выдержит. Один гудок, второй…
— Привет! — Голос глухой, чуть треснутый, но его, точно его.