А мне маркетинг, да и вся наша группа вместе с этим универом уже в горле стоят. Лучше бы с Холодовым и его ветрянкой осталась!
Марина, Марина… Как же ты могла? На глаза уже навернулись непрошеные слезы, а в голове одна за другой мелькают картинки: вот мы познакомились еще при заселении в общагу, вот хохочем на первом курсе на философии, да так, что нас с пары выгоняют… А вот гуляем по магазинам с ней и Дятловой: Марине родители прислали немного денег, и мы искали ей новые туфли… Столько всего было за эти два года…
Телефон вибрирует где-то в сумке, вырывая меня из таких приятных, но в то же время болезненных воспоминаний.
«Ты где?» Надо же! Обо мне беспокоятся. Приятно. Обычно такие сообщения любила посылать Дятлова, когда не обнаруживала меня рядом. Но сейчас это пишет Вика Туева. Похоже, единственный нормальный человек если не в нашей группе, то в общежитии точно. Не представляю, как я буду с Иваненко жить в одной комнате. И ведь нормально так сидела со мной за одним столом, ужинала позавчера… Дрянь! Настоящая дрянь!
Слезы снова льются из глаз. Пытаясь как-то успокоиться, заворачиваю в буфет. Тут, к счастью, мало людей, на меня внимания никто не обращает, так что забиваюсь в самый дальний угол и, наконец, отвечаю Вике.
Она появляется рядом буквально через десять минут.
— Ты ушла с лекции? — удивленно спрашиваю у Туевой, которая бросает свой рюкзак на соседний стул.
— Ну да! Я эту тему ему еще на прошлой неделе написала, смысла особого нет. Надо сдать как можно быстрее сессию…
— И куда ты собралась? — Уже не первый раз Вика появляется в тот момент, когда мне совершенно не хочется думать о себе и я готова слушать про чужие дела.
— В Москву, — четко отвечает Туева, и я понимаю, что она уже все решила. — Списалась с тремя вузами, пока все нормально идет. Под Новый год, если все получится, или сразу после него уеду.
Она говорит так спокойно и обыденно, что я в очередной раз поражаюсь ее целеустремленности. Два года считала Туеву высокомерной зубрилкой, которая превратилась в забитую тихоню после того случая со смертью Кононич, а она, оказывается, совсем другая.
— А где жить будешь? На что?
— Папины родственники в столице. У них однушка есть, убитая, правда, они ее несколько лет сдавали… Но мне большего и не надо. Денег есть немного, ну и работу найду. Жила же здесь как-то. И там проживу.
— Значит, папа знает? А мама? А здесь, в деканате, например?
— Мама — нет, а в деканате — конечно. Мне бы так не разрешили сдавать досрочно. Так что скоро об этом узнает и Морозов.
— Почему?