. Зайдя слишком далеко, чрезмерно эмпатичная натура может попасть в сети нарцисса, который будет нещадно ее эксплуатировать. Побуждая нас тянуться к тем, кто «с нами одной крови», эмпатия в то же время сеет предубеждение и осуждение. Она склоняет нас к тому, чтобы отдавать предпочтение красивым перед некрасивыми, кумовству перед заслугами, оказавшимся на виду жертвам громкой катастрофы перед долго и незаметно страдающими от болезни или голода. Она не способствует молчаливому наблюдению, вслушиванию и рассуждению
[122]. С другой стороны, одно лишь голое сочувствие, без эмпатии, углубляющей вовлеченность, скатывается в сентиментальность.
Чувства в противовес сантиментам
Как уже отмечалось, чувства – это взвешенный здравый эмоциональный отклик, соразмерный событию, эти чувства вызвавшему. Сантименты – это неуравновешенный, неоправданный, преувеличенный несдержанный порыв, несопоставимый с событиями, которые их вызвали: например, вымученная улыбка сквозь едва сдерживаемые слезы при виде сплошных четверок за четверть у ребенка.
В развязке «Игры престолов» (5-я серия 8-го сезона, «Колокола») Джейме Ланнистер пробивает себе мечом дорогу к запертой перепуганной Серсее. И когда вокруг них рушатся стены Красного замка, он заключает ее в объятия и, прижав к себе, говорит: «Посмотри на меня. Посмотри. Все остальное неважно. Только мы». Он жертвует собой, чтобы ей не пришлось умирать в одиночестве. Этот поступок, соразмерный его любви, вызывает искренние чувства.
В черно-белом фильме «Список Шиндлера», действие которого разворачивается во время холокоста, в жуткой сцене ликвидации краковского гетто по улицам шагает девочка в ярко-красном пальто. Потом ее завернутый в приметное красное пальтишко труп видит Оскар Шиндлер – и именно это зрелище превращает его из эгоистичного и черствого материалиста в благородного самоотверженного героя. Это притягивание за уши, прием такой же дешевый, как заставить злодея погладить котенка, показывая, что даже такому негодяю не чужда жалость к маленькому комочку. Как отмечал Карл Юнг, жестокость приманивает своих жертв на сироп сентиментальности.
Читательская/зрительская интерпретация
История требует от читателей/зрителей истолковывать не только события, разворачивающиеся у них на глазах, но и то, что остается за кадром, за текстом, между строк. Публике приходится мысленно вычислять, что произошло между предшествующей сценой и текущей, если события развиваются именно так, и спрогнозировать будущее, к которому приведут нынешние обстоятельства. Без этой способности к интерпретации никакой вовлеченности не возникнет.