Будильник тихо запел. Я открыла глаза, потянулась, встала и пошла умываться. Состояние было такое, будто я пила всю ночь, – совершенно измотанное. Но когда я увидела себя в зеркало ванной, испытала настоящее потрясение.
– Мама?! – Я еще никогда так не орала.
Моя коса, такая любимая отцом коса, была отрезана.
Юлька выскочила из комнаты, сонно протирая глаза:
– Что случилось?
Я увидела сестру и схватилась рукой за умывальник.
– Свет, а что с твоими волосами? Ой, а что с моими? – Юлина нижняя губа затряслась от приближающегося извержения слез.
Мама медленно выплыла из своей комнаты, сложив руки на груди.
– Я просто избавилась от лишнего. Ребенку нужны колготки, а нам продукты.
И так подушечками пальцев о локти постучала и в мою сторону мстительно посмотрела, что я почему-то сразу вспомнила ее претензию про маникюр.
Голова закружилась от чувства невероятности происходящего. Мама не могла так поступить! Не могла же? Но поступила!
Мама. Ма-ма. Ма-а-а…
Внутри меня в этот момент что-то надломилось. Я не узнала собственного голоса, когда сказала:
– Юля, собирайся. Ты больше ни на минуту не останешься с этой сумасшедшей.
***
– Как хотите подстричься? – Мастер в салоне красоты растерянно переводила взгляд с зареванного Юлькиного лица в зеркале на меня, стоящую рядом с креслом.
– Юль, а помнишь, ты хотела по-модному – ассиметричное каре? – нашлась я.
Сестренка всхлипнула. Она еще не отошла от ужасной истерики, устроенной матерью. В ее возрасте она еще только начинала понимать, что мама – это не всегда самый лучший человек на земле. Что у нее есть свои достоинства и недостатки, свои привычки, свой характер. Я тоже не сразу поняла, что единственный человек, которого мама действительно любит, – она сама.
– Не надо. Давай ты меня лучше дома… сама… – Юлька опустила взгляд.
– Я? Нет! Лечить должен врач, а стричь – парикмахер. Тем более такую красотку, как ты! – Я широко улыбнулась и подмигнула сестре.
Сегодня она прогуляла школу, а я отпросилась с работы. Я просто не могла позволить Юльке получить свою порцию насмешек над внешностью, потому что мама обкромсала волосы так, что стыдно выйти. Да и нам теперь надо найти, где жить.
– Свет, только если ты тоже, – вдруг выставила ультиматум Юлька.
Я не хотела «тоже». Я могла и так – сама ножницами ночью подровняла бы, да и ладно. Волосы отрастут, не зубы, повторяла я себе.
Но каждый раз внутри все дрожало от невыплаканных слез. Как ты могла, мама? Как?
Стоило об этом подумать, как голову вело от дурноты, а я не могла раскисать. Теперь Юлька на мне, у меня миллион нерешенных дел и всего один день отгула. Я никак не могу утонуть в жалости к себе.