– Конечно же, прихватишь с собой сварочный аппарат? – В глазах Майконга плясали смешинки.
– Разумеется! – Я не смогла сдержать улыбки.
И тут вдруг Юлька подскочила:
– Вспомнила! Смотри, что нашла у Майконга! А ты рыдала, что потеряла! – И вытащила папину маску с треснутым стеклом.
Иногда в мелодии настолько резко меняется тональность, что кажется – это разные песни. Иногда вклинивается речитатив, но вливается так гармонично, что лишь подчеркивает смысл произведения. И находка сестры появилась неожиданно, но так, будто так и должно быть.
Я держала маску в руках и смотрела на ту самую трещину, и все словно вставало на свои места. Потихоньку собиралось в единое целое.
Майконг забрал пакет, который я тогда потеряла на месте аварии автобуса? Почему? Неужели все, что говорят про парность, правда?
Я никогда не верила словам, только поступкам – мать приучила. Мое взросление – лучшая школа реальной жизни. И сколько бы мне ни рассказывали про мир оборотней, я ни разу не приняла это за чистую монету. Всегда полагала, что люди куда более чувствительны, чем звери, а раз собственная мать может так относиться к своим детям, то что говорить про остальных?
Но вот я держу в руках маску. Она треснута, ей много-много лет, но оборотень подобрал ее и сохранил, потому что она моя.
Никс говорил, что Майконг очень многое сделал для меня, о чем я не знаю.
– Ты купил мне маску на работу? – спросила и краем глаза увидела, как Юлька выскользнула из палаты.
Брюнет пытливо посмотрел на меня:
– Это поменяет твое отношение ко мне?
– Не знаю. Наверное.
– Тогда считай, что нет.
Я вспомнила тот вечер, когда наглоталась цинка.
– Ты тогда купил все лекарства, да? И Юльку от мамы тоже ты спас?
Раньше я не успевала задуматься, что Алрику это делать незачем. А если предположить, что оборотни действительно видят свою пару, то действия Майконга вписываются в эту картину.
Оборотень отвел взгляд вправо, едва нахмурился, но не ответил.
Если бы он выпятил свою помощь, я бы поблагодарила, но, наверное, отстранилась бы. А эта его недовольная реакция на вскрывшуюся правду была мне очень даже симпатична. Я тоже предпочитала считать, что о добрых делах не нужно кричать на каждом углу.
– Почему не признаешься?
Майконг повернулся ко мне, долго изучал мое лицо, но я не сдавалась – требовательно смотрела в ответ.
– Потому что не хочу, чтобы ты была мне благодарна.
– А что тогда хочешь?
Кадык Майконга дернулся, взгляд быстро пробежался по моему телу и вернулся к лицу.
– Один поцелуй? – Голос брюнета неуверенно дрогнул так, будто ему совсем не предстало дрожать, но нервы сдали.