Добре. Пролежали… Сколько мы там пролежали?.. Я слышу: мать дышит, живая!.. Я уже её прошу:
– Мамочка, не дыши. – Так страшно ребёнку, что я говорю: – Мамочка, не дыши.
Добре. Тут подходят, посчитали это: «Айн, цвай, драй, фир, зекс…»
Тут девки едут… Коровы мычат. Кажется, встал бы и пошёл, если б только не трогали… Они отступали это уже. Немцы. На Усохи ехали. И полицаи с ними. Коровы мычат, девчата поют вовсю…
Вопрос: – А что за девчата?
– Откуда же я могу знать? Я лежу. Я только услыхал, что земля – дух-дух-дух, дак я пробовал вставать. Мать не вставала. Я встану, только слышу: земля – дух-дух-дух.
Я говорю:
– Мамочка, идут уже опять!
Я всё страху нагонял ей. И сам боялся…
Я расскажу вам ещё одно… Это я пропустил. Подходит до землянки этой, где убитые, говорит:
– Тут мины наведены.
А мне, малому, думалось, что это они ещё и мины при этом навели. Я слышу. Какое ж тут расстояние? Я глядеть только не могу: не пошевелюсь никак. Это немцы не заходили, ушли. Сейчас приходят два немца ещё. Люди побиты, гранатами. Всё. А они там что-то – ляп-ляп чем-то. Железки… И сами с собой: «Гер-гер, гер-гер…» А дыхание-то мы не сдержим! Я лежу так вот носом в землю, а мать немножко боком лежала. Где ж тут сдержишь дыхание! Они задержались как-то долго. «Ляп-ляп-ляп!..» Мать возьми да чихнула… И один услыхал.
– Что-то дышит!.. – то по-немецки говорили, а то – по-русски: – Что-то дышит!
Другой чем-то, я не знаю, железо какое взял или палку, и засекли, в каком месте кто-то дохнул.
Мать эту катают… Ну, я за матерью вот так вот шевельнулся.
А другой говорит:
– Ё.т.м., кто тут может дышать? Смотри – руки, ноги валяются, кто тут может дышать?..
Вопрос: – Так они то по-немецки, то по-русски говорили?
– Между собой по-немецки, а эти слова сказали по-русски.
Добре. Я это слышал, малыш, лежу. Сейчас же они шмыг отсюда и ушли. Страшно им стало, что ли?..
Тихо стало. Всё. Забегут, поглядят… Те, что ехали позже. Возчики это, что ли?
Лежим мы. Стало вечереть. Это к обеду было, когда нас оттуда, с места, взяли. Стало вечереть. Они, наверно, пост оставили в Буденичах, пулемётчика или двоих. Ну, и несколько партизан нарвалось на этот пост. Они тоже тогда, хлопцы эти, шли несмело и нарвались. Завязалась драка. Такая драка, что эти самые немцы – все оттуда начали в Буденичи садить.
А мы лежим. Всё боялись это. Мама моя уже тут опомнилась. Говорит:
– Сынок, вылазь!..
А они опомнились, стали из пушек бить, из Усох или из Икан там.
– Как попадёт снаряд, сынок, дак и убьёт нас.
А у меня в памяти другое:
– Мамочка, они ж мины навели!