Старик держит мальчика как будто над всей землёй. Такое каменное и такое мягкое тело мёртвого мальчика. Глаза старика чёрной бездною свидетельствуют, что здесь произошло – в Хатыни. И спрашивают у всего мира: так что же здесь было, неужели это правда, люди, то, что с нами было, что с нами делали?
1
«И меня повели в тот хлев… Дочка, и сын, и жена уже там. И людей столько. Я говорю дочке:
– Почему вы не оделись?
– Дак сорвали с нас одёжу, – говорит дочка.
Ну, пригонят в хлев и закроют, пригонят и закроют. Столько людей нагнали, что и не продохнуть уже, руку не подымешь. Люди кричат, дети эти: известно, столько людей и страх такой. Сено там было, солома, кормили ещё, держали коров. Сверху и подожгли. Подожгли сверху, горит стреха, огонь на людей сыплется, сено, солома загорелись, задыхаются эти люди, так сжали, что дышать уже нечем. Нечем дохнуть. Я сыну говорю:
– Упирайся в стену, ногами и руками упирайся…
А тут двери раскрылись. Раскрылись, а люди не выходят. Что такое? А там – стреляют, стреляют там, говорят.
Но крик такой, что стрельбы той, что стуку того и не слыхать. Известно же, горят люди, огонь на головы, да дети – такой крик, что… Я сыну говорю:
– По головам, по головам надо!
Подсадил его. А сам по низу, между ног. А на меня убитые и завалились. Навалились на меня убитые те, и не продохнуть. Но я двигал плечами – тогда я здоровее ещё был, – стал ползти. Только до порога дополз, а стреха и обвалилась, огонь – на всех… А сын выскочил тоже, только голову ему немного осмалило, волосы обгорели. Отбежал метров пять – его и уложили. На нём люди убитые – из пулемёта всех…
– Вставай, говорю, они уехали, уехали уже!
Стал его вытаскивать, а у него и кишки уже…
Спросил ещё только, жива ли мама…
Не дай бог никому, кто на земле живёт, чтоб видели и слышали горе такое…»
Это – из рассказа Иосифа Иосифовича Каминского, жителя бывшей деревни Хатынь Логойского района Минской области.
Люди из соседних деревень и из далёких городов и стран, остановившись около окаменевшего от горя и гнева отца с ребёнком на ослабевших руках, видят пепельно-серые трубы, с которых, как с колоколен, срывается медный гул. Удары колоколов надтреснутые, короткие, как зажатая боль. Чёрные, как из могильных плит, каменные дорожки ведут людей к каменным калиткам, навсегда раскрытым, к тёмным высоким трубам-колокольням, с написанными на них фамилиями и именами бывших хозяев… Каминский, Каминская, Каминская… Яскевич, Яскевич, Яскевич… Иотка, Иотка, Иотка… Новицкий, Новицкая… 50 лет, 42, 31, 17, 12, 3, 1, 1, 1… Дети, дети, дети…