– Ох, как мне это, говорит, на ботинки аппетиты хорошие!
Это он о ботинках, что у молодого на ногах – он в Финляндии был, когда война была, и принёс свои из армии. Так это поговорили и потом, слышу, угомонились, ушли отсюда.
Через некоторое время идут ещё. И глядят: когда я под печь эту полз, моя кровь стежку сделала, да они думали, что я там, и гранату – туда. Кинули гранату. Дак она как жахнула, дак аж куры закудахтали. А дым – ко мне из этой самой, из гранаты. Дак мне уже в яме аж некуда деваться…»
Это – в хатах. А те, что вырвались – бегут по полю, – тех догоняют пулемётные очереди.
«…Ну, дак мы ушли, – продолжает громко, всё громче Анастасья Касперова, – а они как начали по нас стрелять вслед, дак вы поверите, под пар было вспахано, по этой пахоте бежали – так били, сколько нас уже там семей вышло, може, три или четыре – и так бьют, что даже бежала с нами собака одного хозяина, дак так, бедная: где пуля вроется, она – туда… Вот они били, били так со всех сторон – и с той стороны бежать стали, и с этой, и спереди. А впереди бежал у нас сын той женщины, он службу уже отслужил, дак он махнул, что – «ложитесь!» И слышу, как сзади у меня упали. Одна женщина говорит, прощается:
– Сынок мой, прощай!
Дак я вот так поднялась, глянула – правда, он лежит, она на коленях над ним. Потом вижу – впереди тот снова поднялся и скомандовал, махнул нам и сам поднялся, потому что он уже видит, что они нас живых возьмут. Ну, мы опять побежали. Так я бегу, так я и веду уже этих двоих детей – мальчика и девочку. Младших. А они так сыплют, так сыплют! Эта девочка вырвала ручку из моей руки и побежала вперёд, в лес. Побежала. А мы уже с этим хлопцем моим. Как добежали – я уже ранена, но я не знаю, что я ранена – бежит девочка из лесу назад ко мне и говорит:
– Мамка моя! Я думала, тебя уже убили, дак я назад иду, чтоб и меня убили. – И говорит: – А что у тебя?
А-а-а, гляжу, что уже… И шагом пошла в лес. Уже не стала бежать, так уже сердце моё… Я и пошла. Вот и ушла, и семья эта ушла, и девка моя старшая…
Вопрос: – А тот, что командовал вами?
– И тот вошёл в лес. Жданович Миша. Потом он был в партизанах. Бежало нас двенадцать человек, а четверых на ходу убило. Как вскочили в лес, Миша стал нам перевязки делать. Мне сделал перевязку, потом сестре своей. Стоим. Такая стрельбища идёт – невозможно терпеть. Откуда ни возьмись хозяин мой – скок ко мне.
– Ой! – говорит…
Это он кровь увидел, что это я ранена. До этого я ничего не помнила, а тут мне так ви-и-идно, что хозяина увидела! А то думала, что ж я буду делать с детьми без хозяина!