— То есть как это, «нету»? — навострил я уши. — Он погиб?
— Его не стало, — поправила меня собеседница. — Да и меня надолго не хватит… Ты уж не подведи, милай. Напоследушек.
К тому, что меня снова будут склонять к сотрудничеству, я был внутренне готов. А вот печальные вести про деда-листопада неожиданно навеяли грусть. Вроде бы и поделом, а всё равно как-то тоскливо, что не удалась моя задумка с мусоросжигателем.
— Обещаю подумать, если расскажете, что вообще у вас творится, — выдал я вслух. — Кто вы такие, зачем вам всё это нужно?
— У вас и слов-то таких нету, — она издала очередной гортанный смешок. — А те что есть, не годятся. Желаем мы простого — своих деток-несмышлёнышей уберечь, только всяк по-своему.
— Детей, это в смысле нас, людей?
— Всех, — неопределённо ответила старушка. — И люд простой в том числе.
— Что ж, я в какой-то степени вас понимаю. Но мне нужно к своему ребёнку. Собственному.
— Так и плыви.
Она махнула сухонькой рукой в сторону портового района.
— Там ждут тебя. Но поспешай, до зари они отчалят. Ждать не будут.
— Так стоп! Тот корабль ваш, что ли?!
— Скажешь тоже, — старушка довольно прищурила глаза, будто я ей комплимент отвесил. — Услужничают мне, по старой дружбе. Иначе не поспеть тебе никак, милай.
— Успеть куда?
— В плавучий град. Там и дочурка твоя, и последнее порученьице. Возьмёшься?
С плеч будто все горы мира свалились. Всё-таки Пелагея в Новороссийске! Многое на это указывало, но то были всего лишь косвенные улики. И я обливался холодным потом при мысли, что приплыву туда и обнаружу там чужих людей с похожими именами, или вообще никого. Теперь же эти страхи остались в прошлом.
Немного напрягал тот факт, что местонахождение моей бывшей семьи удивительным образом совпало с местом, где мне предстояла очередная работа. Зная о противостоянии кураторов можно даже не сомневаться, что это дело окажется непростым. Опять в какую-нибудь хрень с размаху вляпаюсь.
— Только если это будет что-то конкретное, а не как всегда, — сразу предупредил я её, несмотря на громадное облегчение. — Эти ваши вечные недомолвки у меня уже в печени сидят.
— Останови красноокого озорника, — почти прокаркала моя нанимательница. — Он хочет добыть вещицу, что за семью печатями хранится. Если сломает их все, быть беде большой.
— А у нас по-другому и не бывает, — вздохнул я. — Либо понос, либо апокалипсис. Что ещё за вещь и чем она опасна?
— Вот этого тебе знать не надобно.
— Я же вроде говорил, что мне надоело играть втёмную. Опять начинаете?
— Не серчай, Тимоша, — проворковала старушка. — Просто ты как открытая книга, бери да читай. Тебе то знание ничем не подсобит, лишнюю беду накликает только.