Понятное дело, отпускать от себя Крошечку – Хаврошечку, которая все делает, родители не хотели. Тем более я была им жизненно необходима, как повод поругаться. Так выражалась их любовь – пробивать друг друга на эмоции. Получала я тройку по математике – мама начинала меня склонять, отец заступался, и дальше уже шло по накатанной – с переходом на личности. Не успела к приходу отца хлеб купить или на кухне убрать – начинал партию он, а мама вступалась за меня. Когда отец напивался, мое присутствие уже не требовалось. Они начинали швырять друг другу упреки, претензии, срываясь на дикий ор и ненормативную лексику.
И при любом развитии сценария буря постепенно затихала. Выплеснув свой негатив, они, как боксеры по разные углы ринга, расходились с чувством глубокого удовлетворения.
Отец убеждал себя, что с такой стервой нельзя не уходить в запой. А мама оправдывала свою откровенную лень тем, что муж-тиран вымотал все нервы, и она уже не в силах что-либо делать.
Поэтому мне пришлось поступить на заочное отделение в институт Культуры и идти работать. Мне нравилось готовить мероприятия, но вакансии такой не было, да и школьный опыт не учитывался. Я стала вести кружки по рукоделию для детворы. Благо бабушка, когда была жива, научила меня многому. Тогда я думала, что это благо. При хроническом дефиците денег, я умудрялась вязать себе обновки.
Потом Матвей рассказывал, что был просто поражен, когда увидел меня впервые. Такую женственную, в длинной-предлинной пестрой юбке, вышитой рубахе, с длинной косой и платком на плечах. И он не смог пройти мимо.
– Девушка, вы к нам из прошлого свалились или я на пару веков назад заблудился? Даже не думал, что такие еще бывают! – восторженно разглядывая меня, раскидывался он комплиментами.
Несмотря на сомнительный уровень оригинальности подката, мое неизбалованное сердечко дрогнуло. У меня не было ухажеров от слова совсем. Занимаясь общественной работой в школе, я избегала всех внешкольных мероприятий. И после того, как съездила по физиономии одного молодца, пытавшегося меня зажать в темном углу, за мной закрепилась репутация недотроги.
И меня это вполне устраивало. Так как целоваться и все такое я собиралась со своим Единственным. Я не грезила его белой лошадью и прекрасным замком. Просто верила, что он однажды появится в моей жизни, и я его узнаю. Почувствую.
В Матвее я не почувствовала сразу родного человека. Но желание сбежать из домашнего серпентария и обрести свою семью меня словно заворожило. И к тому же женщины любят ушами.