Выслушав начкара, Семён пробурчал:
– Ладно. Забыли.
Но в школу больше не ходил…
Теперь он весь день проводил на маленьком кладбище общины. Чистил дорожки, перекладывал с места на место цветы, долго сидел и разговаривал у могилы Гули и детей.
Мрачный Керим, каждый вечер выслушивал доклад горца охранника, которого скрытно от Посла приставил к нему, после случая в школе.
Начкар, который потом провисел верх ногами полдня, и которого лично Керим бил арбалетом по его пустой голове, когда пришёл в себя, незаметно показал Посла всему караулу Запретного Леса. Но Семён об этом не знал.
Наконец, Семён как – то сел в седло. Бросив повод, он просто ехал и думал. Очнулся, когда конь входил в ворота Западного Хутора. Привязав коня к коновязи, он прошёл в общий зал. Народу было мало, с десяток лесовиков. Семён сел в углу, закурил, попросив себе кофе. Его узнали.
Через минут десять к нему подошли двое крепких светловолосых лесовика, поставили на стол бутыль с мутным самогоном, три кружки, и сказали на русском языке:
– Надо тебе помянуть жену и детей по нашему обычаю. А то, как-то не по-человечески получается. Душа у тебя мучается, страдает. И их души страдают, тебя не отпускают, это так батюшка на Земле говорил. Не знаю, правда или нет, но помогает точно.
Семён молчал. Они сели за его стол, разлили по кружкам, старший сказал:
– Ну, давай, мужики, не чокаясь. Царствие небесное!
Семён вздохнул, взял кружку и выпил. Занюхали рукавами. Молодой лесовик сбегал за свой стол, принёс солёных огурцов.
Налили по второй. Молча выпили, закурили. Каждый думал о своём.
Потом старший, тяжело вздохнул и спросил:
– Ну, чо? По третьей, для ровного счёта? За всех невинно убиенных…
Семён подвинул кружку:
– Давай.
Хмель почти не брал, хотя самогон обжигал всё нутро.
Выпили по третьей. Закусили, и опять закурили… Молча.
Вечером приехавший на Хутор Керим, вызванный охраной, долго смотрел и слушал, потом сказал:
– Даст, Аллах, всё будет хорошо. Ему надо побыть с родичами и вспомнить свои обычаи.
А трое русских, раздевшись по пояс, развели за хутором костёр, сидели на земле, обнявшись. Над Новым Миром летела песня:
Споем, жиган, нам не гулять по воле
И не встречать весенний праздник Май.
Споем о том, как девочку-пацанку
Ночным этапом угоняли в дальний край.
…..
И ты упала, кровью обливаясь,
Упала прямо грудью на песок,
И по твоим кроваво-русым косам
Ступил чекиста, суки, кованый сапог.
Семён пел, а слёзы сами катились из глаз. А рядом сидевший русоволосый мужик, обняв его, говорил,
– Это, ничего братка, это хорошо. Это говорит, что у нас ещё жива душа…