А сейчас уйти хочет.
Денег ему все мало. Стоит золотом поманить, и бежит, себя не помня...
Он последнее время вообще переменился, только о деньгах и думает. Но только деньги у него в руках не держатся, то проиграет, то… куда он их девает, я так не и не поняла. Год назад двести золотых в кости проиграл, и с тех пор… Мы ведь на дом собирали. Думали, что уйдем на вольные Майкошские земли, спокойно жить будем. Там нас инквизиции не достать.
Здесь-то тоже поспокойнее, это не Таламанка, где инквизиция зверствует. Но и здесь ухо надо востро держать. Орденские-то вольную дикую магию - темной ересью считают, и либо ты даешь обет и служишь им до конца жизни, либо на костер. И пусть Таламанский король руки в Горженек не дотянет, но Орден дотянет по-всякому. Местные вольные князья тоже под Орденской властью ходят, что бы ни говорили там, пусть короля не признали, но Пресветлый Отец един.
Если подумать, жизнь орденского мага немногим от того, что филистиец предлагал, отличается. И там, и там своей воли у мага больше нет, только служба… и клятва на крови. У филистийцев хоть надежда есть завершить контракт и уйти со службы, а в Ордене – до самой смерти.
Гус подошел и встал сзади. Молча. Ну и я оборачиваться не стала, пусть первый говорит. Я знала, что это он, уж Гуса-то я почувствую. Да и слышала, как сопит сердито, что-то сказать решается.
- Эль, - позвал тихо.
И по голосу ясно, что не передумал. Прощения пришел просить.
И попрощаться.
И так обидно вдруг стало, прямо до слез.
- Проваливай, - бросила я, не оборачиваясь.
- Эль, - позвал он снова, виновато так. – Это ведь просто работа, не хуже, чем любая другая. И платят хорошо, и жить при дворе… все лучше, чем по болотам мотаться… а то ведь осень скоро. Хочешь снова на снегу спать?
- Лучше я на снегу, - и тяжело вздохнула, вспомнив прошлую зиму. – Зато сама себе хозяйка. А ты иди, раз тебя так во дворцы тянет.
- Эль…
- Что? - я, все же, повернулась к нему. – Хочешь, чтобы я с тобой пошла?
Он стоял передо мной какой-то осунувшийся, даже лицо, и без того худое, заострилось, резче пролегли морщинки у глаз. Словно на десять лет постарел.
И от моих слов еще больше нахмурился.
- Рядом со мной тебя никто не тронет, не стоит бояться, - сказал, как-то не слишком убедительно.
- Сам-то веришь? – спросила я.
Он зубы сжал, а ноздри раздул наоборот, засопел сердито.
- Верю, - буркнул почти через силу. – Я тебя в обиду не дам.
И я вздохнула.
- Тебя словом свяжут, на крови, - сказала я. – И как прикажут, так и отдашь, хоть свою жизнь, хоть мою, все отдашь, что прикажут. А если думаешь сбежать от них, так лучше сразу не соглашаться.