— Занял трон, который ты считал своим?
— Если бы… — сцепляет руки в замок. На кистях выступают вены. — Я сидел в подвале, меня ежедневно пытали. Ничего не спрашивали, просто ломали кости, давали принять волчью форму и исцелиться, а потом снова ломали. Почти без передышки. В один из «сеансов» ко мне наведался Бурхан, под его командованием мне выжгли метки. Но это все были мелочи. Боль закаляет, если знаешь, ради чего должен выстоять. Я выживал ради своей Натали.
Курит. Выпускает несколько колец дыма. Руки подрагивают. Он сейчас одна сплошная кровоточащая рана. Сижу тихо, даже боюсь издать звук.
— А потом издевательства прекратились. А я стал очень много спать. Таким обессиленным я себя не чувствовал даже во время пыток. Я лишь пробуждался, бодрствовал несколько минут и снова проваливался во тьму. В одно из своих пробуждений я заметил, что на моем пальце нет кольца. Страх сковал меня так, как не могли сковать ни одни кандалы. Я носился по своей клетке, выл как раненый зверь, — скрипит зубами, ноздри раздуваются. — Они привели меня в комнату, где одну стену занимало прозрачное окно, оно выходило на другую, гораздо большую комнату, где был накрыт стол. Через несколько минут я увидел свою Натали, избитую, изможденную, всю в крови. Кинулся было на стену, хотел разломать преграду, заключить ее в объятия, оградить от боли, забрать все страдания себе. Но стена была не пробиваемая. Я кричал, выл, орал, мне никто не слышал. А там… они измывались над ней. Вытворяли ужасные вещи. И я это все до сих пор вижу снова и снова, каждый день, каждую минуту. Они ломали мою Натали, вырывали ее душу, и вместе с ней убивали и меня. Я ломал себе кости сам, выл, кидался на стену, и ничего… абсолютно ничего не мог сделать… — из почерневших глаз волка катятся слезы. Он не обращает на них внимания. Он снова переживает тот кошмар.
Поднимается с места. Долго ходит взад и вперед. Через какое-то время возвращается на подушки.
— До конца я не смог этого выдержать. Тьма поглотила меня. А очнулся я уже в своей клетке. Беспомощный, уничтоженный, сломленный. Я выл от отчаяния, сходил с ума от горя. Грыз каменную стену, желая выбраться. Спустя, не знаю, сколько дней и ночей адской агонии, меня выпустил Алифар.
— Он тебя спас?
— Спас? — начинает хохотать, с надрывом, болью, диким отчаянием. — У него духу не хватило убить брата. К тому времени он взошел на трон. А нас с Шаилем… кхм… помиловал…
— Но он ведь что-то тебе сказал? Объяснил? — его рассказ не укладывается в моей голове.
— Могу дословно пересказать наш разговор, он у меня тавром выжжен в душе: