— Это страшное, очень странное, но всего лишь недоразумение, — после слов Сержа меня не смущают даже наручники на запястьях.
Я уплываю в мечтах. Представляю, как после всех испытаний мы отправимся к океану в свадебное путешествие. Моя мечта осуществится, как и обещал любимый. Ведь в своей жизни я никогда не видела моря. Не плескалась в ласковых волнах. И он на свадьбе обещал, что мы наверстаем все. Родной покажет для меня все краски мира, и навсегда сотрет из памяти ужасы трущоб, в которых я выросла.
— Сними розовые очки, потом больнее будет, — в зеркале отражаются глаза полицейского, красные, заплывшие, и там отчетливо читается отчужденная жалость.
Как бы и жалко, но это мимолетно, пожалели и забыли. Это чувство я узнаю всегда. Так на меня смотрели прохожие, когда в детстве я стояла на коленях и просила милостыню. Конечно, бывали и другие взгляды, злобные, жестокие, иногда и поколотить могли. А вот кто жалел, нередко денюшку кидали. Только вот от этого помятого мужика я вряд ли дождусь чего-то хорошего. Да и не нужна мне его милостыня, теперь у меня есть защитник.
— Муж наймет мне адвоката, проведут экспертизы, во всем разберутся. А может, удастся под залог выйти… — это я вспомнила сюжет из детективов, которые так полюбила смотреть в последнее время.
Даже в моей непростой жизни, я никогда не опускалась до кражи. И тюрьма оставалась для меня чем-то мифическим и страшным, что никогда меня не коснется.
— Вот я и говорю, взрослая баба, а все на розовых слониках летаешь, — достает из пачки сигарету, закуривает прямо в салоне. — Если бы по бытовухе загремела, там бы еще и срок скостили по первой ходке. Где-то на жалость надавить, где-то баблом поблагодарить. А тут ты залезла в такую дремучую задницу, — присвистывает, — Максимовски за своего единственного сына тебя живьем закопает и заставит нас всех твою могилку земелькой присыпать.
— А кто он такой, этот Максимовски?
— Точно из лесу вылезла, — издает глухой смешок. — Без ведома Эдуарда Валерьевича в городе ни одна муха не пролетит. Что там мэры, власть, он давно все в своих стальных клешнях зажал. Вытянула счастливый билет, сидела бы тихо. Какие же вы бабы дуры, вам все больше и больше подавай. Моя бывшая такой же была…
Полицейский замолчал. Жалость пропала из его глаз. А вместо нее появилась неприязнь, замешенная на чем-то его личном. Словно я наступила ему на больную мозоль.
Когда он выводил меня из машины, на его мобильный поступил звонок. Мужчина, как-то сразу вытянулся в лице. Отвечал испуганно, скомкано. Потом посмотрел на меня.