— Сильнее, млять, его! — вижу, как чешутся его руки. Весь трясётся, едва сдерживаясь.
— Слушай, если хочешь втащить ещё, давай. Я не буду защищаться, — всё по делу. Накосячил? Накосячил. А за косяки надо отвечать.
— А толку?
— Полегчает.
— Да нихрена не полегчает, — друг трёт лицо с такой силой, будто хочет вымыть из памяти всё, что видел и знает. Нет. Избивать меня точно уже больше не будут. Запал прошёл. — А-а-а! — рвёт и мечет он. — Нет. Нет, нет и нет. Ей девятнадцать! Сука, всего девятнадцать. Пока я за неё отвечаю, не бывать этому. Не позволю. Если надо, увезу обратно в Москву и посажу под замок! — меня грубо отпихивают с пути. Чтоб не мешал.
— Значит, я поеду следом. От тебя уже ничего не зависит, — бросаю ему вслед. — Всё что ты можешь — не мешать.
— Хрен вам! Только через мой труп, — Радов широким шагом возвращается обратно. Когда нагоняю его, он уже коршуном наседает на Тамару. — Оделась и живо поехали домой! — хватают её за запястье, но та вырывается.
— Не поеду.
— Я тебя не спрашиваю! — уровень громкости превышает допустимый. Нас становится слишком слышно. Не за горами, когда законопослушные петербуржцы позовут охрану.
— Дань, ты только не горячись, — Кристина сегодня в роли Матери Терезы.
Предпринимает попытку успокаивающе положить ему ладонь на плечо, но тот отпихивает и её. Грубее, чем следовало бы.
— Не горячись? НЕ ГОРЯЧИСЬ? Мой друг с моей сестрой… Да я даже не хочу знать подробностей! Достаточно того, что видел.
— Слушай, ну ты тоже не утрируй. Ну подумаешь встречаемся, вот трагедия, — не понимает Тома.
Ох, зря ты. Зря.
— Да что ты говоришь? — из Дани так и сочится отравленное ехидство, а самое мерзкое в том, что он прав. — А ты хоть знаешь с кем встречаешься? Чем он занимается?
— Ты про клуб?
— Тамара, не надо, — торможу её я, пока не поздно.
Увы. Поздно.
— Клуб, ага, — саркастично отзывается Радов. — Только вот про тот ли ты клуб?
Если бы ты только знала, во что собираешься ввязаться…
— Дань, не здесь, — остужаю его. Подобные темы обсуждаются не в таких местах.
И нам обоим прекрасно об этом известно.
Друг тоже понимает, что загнался.
— Именно поэтому я и сказал: накупались, чтоб вас! — уже на тон спокойнее, но всё тем же взвинченным голосом продолжают наседать на сестру. — Едем немедленно домой. Там уже я тебе подробно расскажу: кто, что, кого и каким хреном. Ты будешь в восторге.
Ловлю на себе вопросительно-растерянный взгляд Томы. Вижу её нерешительность. Она хочет и знать правду, и избежать ссоры с братом, но при этом словно боится… разочаровать меня неправильным выбором. Глупая. Семья превыше всего. Говорю это как тот, у кого никогда не было семьи, но кто всегда хотел её иметь.