— Поздравляю.
Это всё, что могу ответить. Коротко, сухо. А он не знает, чем крыть. Разговор заходит в тупик.
— Тома, — вижу, как Демьяну непросто даются признания. Поразительно, как в первые дни моего «игнора» его хватало на размашистые скатерти объяснительных в сообщениях. Догадываюсь, как долго и кропотливо он подбирал нужные слова. — Я не хотел, чтобы так вышло. Не хотел тебя вмешивать. Ты помнишь, я просил держаться подальше…
— Помню.
Просил. Неоднократно. Но я решила по-своему. Именно поэтому обиды, а уж тем более ненависти не испытываю. Во мне ничего не поменялась по отношению к нему.
Я всё так же его люблю.
Любила, когда мы распрощались у подъезда.
Любила, когда взахлёб ревела на плече у Дани и умоляла не доводить до мордобоя.
Любила, когда попросила брата соврать о том, что уехала в Москву и тайком подслушивала их разговор.
Любила, когда поняла, что на тот момент отъезд был единственно правильным решением.
Любила, когда кромсала симку.
И люблю сейчас.
Наверное, даже сильнее, чем раньше — разлука и страх больше его не увидеть не то, что не стёрли чувства, обострили их. Усилили и умножили. Я вернулась в Питер ещё в августе, когда узнала, что поступила и практически каждый день как бы «случайно» гуляла возле его дома. Даже видела пару раз Гелик во дворике, но набрать домофон не хватило смелости. Потому что не знала, что сказать. И сейчас не знаю. Я запуталась.
Без задней мысли откидываю за спину залаченные волосы и замечаю мелькнувшее удивление в глазах Дёмы. Чёрт, точно. Смущённо прикрываю ладонью татуировку в виде тёмно-алого сердца под ключицей. Того самого, что когда-то было на том же самом месте нарисовано его рукой. Он, разумеется, не знал, что я сфоткала его на память. А после сделала по нему эскиз. Как напоминание.
— Я люблю тебя, — короткое предложение, от которого по телу разливается невероятное тепло. Хочу кинуться ему на шею, но вместо этого опускаю глаза в землю. — Тамара, посмотри на меня, — не могу. Иначе за себя не отвечаю. — Тамара.
Прошу, посмотри на меня, — собираюсь с мыслями, выуживая остатки самообладания и подчиняюсь. Зря. Голубые льдинки пронизывают насквозь, пробираясь в самые глубины и заставляя дыхание сбиться. — Я люблю тебя. Могу повторять это сколько угодно, потому что это единственное, в чём я уверен. В этом и в том, что без тебя мне паршиво. Всё остальное могу лишь попытаться пообещать, хоть и понимаю, что одних обещаний после случившегося недостаточно.
— У тебя есть предложение?
— Только одно. Второй шанс.
Как скальпелем без анестезии. Я глупый подопытный кролик, добровольно отдавшийся на эксперименты за морковку. Глупый кролик, сидящий в распахнутой клетке и имеющий все шансы сбежать, но который не делает этого. Потому что в душе тайный мазохист.