— Нет. Совсем не так.
— А как?
— Спроси у него.
— Да не говорит он ничего! Вы оба заколебали своими тайнами! Правильно, я ж дура. Не пойму. И язык за зубами держать не умею, — отталкиваю его, чтобы вернуться к чердачному окну, ползком или кубарем — ещё не решила, но планам не дают сбыться. Меня перехватывают и притягивают к себе так, что спина оказывается прижата к его груди.
— Я всё расскажу. Но не сейчас. Постепенно. Если останешься. Если будешь со мной, — тихо шепчут в ухо, грея кожу дыханием. Бли-и-и-инчик… Святой ёжик Птолемей, у меня же сейчас точно инсульт будет от этого голоса. И объятий.
— Так ты просишь меня остаться или бежать? Я запуталась, — моя грудная клетка тяжело вздымается, выдавая со всеми потрохами.
— Если ты умная, не полезешь в это дерьмо.
Сглатываю ком застрявших в горле вопросов. Нет. Он же сказал, что расскажет.
Потом. Значит, потом.
— Тогда давай считать, что я не умная, — вместо ответа мне в шею благодарно утыкается прохладный нос, а по распущенным волосам скользит едва уловимый поцелуй.
Не представляю, что будет дальше, но уйти сама я не могу. Меня тянет к нему с космической силой. Я продолжаю его бояться, да, совсем чуть-чуть, да даже не его, сколько его спрятанных за маской отрешённости секретов, но сильнее боюсь остаться без него. Это как замкнутый круг, а я псих, что пойман в западню и не может выбраться.
Стою так. В тишине. Разглядывая самый потрясающий вид на свете. Ощущая объятия, наверное, самого красивого парня на свете. И чувствую в эту секунду особую эйфорию. Счастье?
— Смотри туда, — меня, не выпуская, чуть разворачивают в сторону начинающегося разводиться Троицкого моста. Всё в огнях и всё такое красивое.
Безумно волшебно.
Безумно волшебный момент.
Безумно волшебная ночь.
Изворачиваюсь в его руках, оказываясь напротив губ, что не так давно страстно меня целовали. Хочу снова попробовать их, но…
— Что будет, если я тебя поцелую? — спрашиваю я, не в силах оторвать от них глаз.
— Тогда я не отпущу тебя до утра.
— А если я не хочу секса?
— А никто не говорил про секс.
— А что тогда?
Дёма улыбается. Так лукаво и по-доброму, что хочется купаться в этой улыбке вечно.
— Увидишь.
Демьян
Ещё какое-то время стоим на крыше под обдуваемыми со всех сторон северными ветрами. Еле уговариваю Тому вернуться внутрь. Дрожит, отмахивается от озверевших комаров, но упирается до последнего. Ща как опять сляжет с температурой! Уже жалею, что притащил её сюда.
Выходим тем же путём к чердаку, а оттуда в подъезд. Игнорирую лифт, спускаясь на два пролёта вниз и тормозя возле двери старого образца. Её никто не менял с момента постройки. Только шкурили и красили, сохраняя как местную реликвию.