Я юркаю на заднее сиденье и достаю из парки свой телефон. Ничего нового. Возможно, нам повезет. Энтони включает печь и снова выходит из машины. Быстрыми движениями он смахивает снег с лобового стекла и капота. Ноэль протягивает мне банку «пепси».
— Ну, — хрипло произносит он. — Ты и Энтони?
Мои зубы тоже стучат. Я с опаской отпиваю из холодной банки и чувствую, как шипучая смесь медленно скользит по горлу.
— Ага.
Ноэль издает хрипловатый смешок.
— Ладно, — одобряюще говорит брат. — Учти, если что не так, он останется моим другом. Никаких сторон, братской солидарности и всякой чуши.
Я фыркаю. Ноэль всегда так говорит. Но я-то знаю (и не раз убеждалась), что он всегда будет на моей стороне, хочет он этого или нет. Это получается произвольно, само собой.
Энтони с поразительной скоростью забирается в машину и растирает закоченевшие руки, затем подмигивает мне и трогается с места. В машине включено радио, а я слушаю Энтони и Ноэля, болтающих о хоккее.
— Перед моим днем рождения у нас игра с Пос-Кауп Хай, — говорит Ноэль. — Эти засранцы меня бесят, особенно Дрю…
— Подожди-подожди, — перебивает его Энтони. — А разве, — он бросает на меня быстрый взгляд через зеркало. — Эйв сказала, что у вас был день рождения.
Я смеюсь, засовывая руки в карманы, а Ноэль качает головой.
— Но мой день рождения позже на месяц.
Энтони недоуменно смотрит на него.
— Вы близнецы?
— Ага, — в голос говорим мы.
Энтони бросает на нас быстрый взгляд: искоса — на Ноэля и через зеркало дальнего вида — на меня.
— Однояйцевые, — добавляет Ноэль.
— Не дурите мне голову. — Энтони усмехается. — Я изучал биологию. Однояйцовыми могут быть близнецы только одного пола.
Мой брат фыркает.
— Это не столь важно.
Внезапно Энтони со всей силы бьет его кулаком по плечу.
— Ай! — кричит Ноэль, хватаясь за плечо. — Ты чего?
Энтони снова смотрит на меня в зеркало заднего вида.
— Что-нибудь почувствовала?
— Пф. — Ноэль закатывает глаза. — Это все миф.
— Ну, может не сейчас, — придвинувшись к передним креслам, объясняю я. — Не всегда, но, когда он болеет, я тоже начинаю болеть. По крайней мере, так было в детстве.
— Правда? — У Энтони округляются глаза.
— Абсолютная, — подтверждаю я.
Ноэль все еще трет плечо, когда говорит:
— Эйв вырывали зуб, когда нам было по пять, я плакал в коридоре, а она не проронила и слезинки.
— Мне было больно, — вспоминаю я.
— Ага, а страдал почему-то я.
Я пихаю его в плечо, в то самое, в которое ударил Энтони, и лицо Ноэля снова кривится. Он недовольно смотрит на меня.
— Ты плакал, потому что был следующим. Так что не выдумывай.