Только безуспешно.
После насильного замужества, после слов, сказанных в больнице, я совсем перестала доверять родительнице. Выбор платья, ресторана, свадебного меню и даже торта – это единственное, что позволила выбрать вместо меня. Вообще подготовка к свадьбе проходила где-то мимо, чему я не могла не радоваться от всей души. Пусть делают, что душе угодно. Плевать.
Порой я все ещё горевала по своему детищу. Как бы не хотелось в этом признаться, но балет здорово изменил мою жизнь, а его отсутствие давалось очень тяжело. Немного непривычно просыпаться с утра и после прочтения главы не бежать на тренировку в театр, а валяться на кровати и дальше – спешить больше некуда.
И это утомляло.
Усталость наваливалась на меня больше от безделья, чем от каких-то действий. Иногда я включала музыку, надевала пуанты и, разогревшись, танцевала дома свои партии. Мама часто ругалась из-за топота и жаловалась, что соседи вызовут полицию.
Но разве я ее слушала? Нет.
Лишь в танце приходило долгожданное забвенье. Я погружалась в свою собственную параллельную реальность, где все ещё являлась примой балетного театра и улыбалась своим зрителям.
Почему не вернусь обратно? Наверное, многие подумали, что я не попыталась побороться за своё место, только, зайдя в кабинет директора сразу после выписки из больницы, узнала ужасную правду, которая сломила окончательно.
– Твои родители больше не платят, – вот что мне ответил полноватый мужчина в ответ на вопрос об отстранении. Я не впервые чувствовала на себе пренебрежительный взгляд мужчины, который сам по себе неприятен, но сейчас ощущать его гораздо сложнее и противнее.
– За что они должны платить?
– За твоё звание примы, – он посмотрел на меня так, словно я не понимала, благодаря кому танцевала на сцене. Но в действительности так оно и было. – Ксения, давай говорить откровенно. Танцуешь ты так себе, среднячок, – покрутил рукой в соответствующем жесте. – В твоём коллективе много талантливых девушек. Ты очень далека от звания примы, однако твои родители пообещали большую поддержку нашему театру за соответствующие услуги. Думаешь, все балерины становятся примами в девятнадцать?
Каждое слово директора било меня глубоко в душу, в самое уязвимое место, не скупясь наносить удары. Наверное, если бы я до сих пор испытывала хоть какие-то ощущения, то мигом бы разревелась. Но терять больше нечего.
После этого разговора я чувствовала себя выжатым лимоном. Не в состоянии теперь отличить правду от лжи, действительность от вымысла. Коррупцию от честного труда. В меня не поверил не только директор театра, на которого я положила огромный болт, но и сами родители, что оказалось куда противнее осознавать.