Он выдвинул перед ней стул, но девушка прошла к следующему и уселась на него. Теперь уже мелочи не раздражали – они начали веселить. И настроение еще до первого глотка вина принялось укрепляться, потому что Захар уже и забыл, что это значит – веселиться в компании Веры.
Она зачем-то осушила первый бокал залпом, а это был странный сигнал: Вера точно не боялась, что у нее развяжется язык, он в любом случае развяжется, но алкоголем она, возможно, пыталась приглушить панику и нервозность – не хотела в его глазах выглядеть запуганной и жалкой. И через недолгое время прилив храбрости в ней стал заметен:
– Итак, раз я могу молчать, тогда говори ты, Захар. Что дальше? Я имею в виду, что ты будешь делать дальше, после того как тебе надоест оккупировать муниципальное здание и всех держать в страхе? Будешь баллотироваться в мэры или сразу в президенты? Где заканчивается твоя жажда власти?
– Она безгранична, – он не мог не улыбаться, рассматривая ее разгневанное лицо. – Но я пока не нажрался даже той властью, которую успел получить. Вот как наемся, так и начну думать дальше. Зачем мне в президенты, если я могу в прямом смысле организовать всемирный зомбоапокалипсис?
Она ужаснулась и схватилась за грудь:
– Боже… Ты же шутишь? Скажи, что шутишь!
– Пока не решил, сказал же. Но если этот мир меня окончательно взбесит, то почему бы мне его не поставить на место? Не время паниковать, Вер. Я тебе сообщу, когда будет время.
Она слегка побледнела, представив, но все же хмурила брови:
– А зачем тебе я в этих жутких планах?
– Очевидно же – потому что я в тебя влюблен. То есть точно был влюблен раньше, а теперь, возможно, просто цепляюсь за старого себя. Не узнаешь, пока не наешься и тобой. Вы у меня с властью идете двумя независимыми колонками.
Вера сглотнула, покачала головой и начала рассуждать задумчиво:
– Влюблен… как и я в тебя была влюблена… И даже не могу угадать: было бы сейчас лучше, если бы тогда сложилось? – она вдруг подалась к нему, рассматривая блестящими глазами. – А что ты понимаешь под этим словом? То же, что и раньше понимал?
Он усмехнулся:
– Хочешь, чтобы я тебе в двух словах объяснил то, что за всю человеческую историю объяснить не могут? Не знаю, я плох в выражении эмоций.
– Ну, ты закрыл бы меня собой от пуль, как тогда сделал Андрей?
Базука промолчал, наблюдая за ее взглядом и каждым движением ресниц. Он не знал ответа – и никогда себе этот вопрос не задавал. Не стал говорить и о том, что Другие могли хотеть убить первым именно Андрея, ведь он был антидотом – единственным щитом от их сил. Вера, скорее всего, шла вторым для них пунктом. Но сотрясать воздух сейчас этими размышлениями нет смысла – все равно их об этом уже не спросишь. И на этот вопрос можно ответить исчерпывающе только одним способом: сделать или не сделать, но обещать подобное – чушь собачья. Такие обещания о возможном самопожертвовании и гроша не стоят, поскольку человек даже не представляет, на что способен, пока его не загонят в угол.