Санитары ушли, позаимствовав у меня ключ от помещения. Мы постояли еще немного, чтобы посмотреть, как Патрика вынесут на носилках. Гектор хотел увидеть страдание в его глазах, полное осознание произошедшего. Он желал бы сам причинить ему боль, но уже не мог. Я ведь, как оказалось, такая самостоятельная девушка.
Гинзли посмотрел на нас и ничего не сказал. Я бы на его месте тоже промолчала. Когда у тебя в коленной чашечке сидит длинная игла, а брюки намокли от крови, тебе не очень-то хочется разглагольствовать. Как же он орал, когда я засадила ее, совсем неожиданно нащупав на столе, куда он бросил меня, словно тряпичную куклу. Как бы мне хотелось снова услышать этот вопль.
– Идем, – сказал Гектор и подхватил меня на руки, чтобы отнести в машину.
Мне все еще не верилось, что Соулрайд находится здесь, рядом со мной, а не участвует в гонках, которыми грезил все время, что я его знаю. Нереальным казалось, что я так легко отделалась, спаслась малой кровью, хотя едва я увидела Патрика на пороге салона, то сразу подумала: живой отсюда не выйду. Слишком хорошо я знала это выражение лица – у дружков моего отца в тот вечер были те же самые ухмылки.
Восемьдесят пятый отвез меня домой, а Патрика увезли в госпиталь. Надеюсь, теперь он будет хромать до конца жизни и частенько вспоминать меня. За ошибки приходится платить. В любом случае.
По пути домой Гектор еще раз обстоятельно меня допросил: как все случилось, во сколько; почему в салоне не оказалось никого, кроме меня; где были остальные; что говорил Патрик; куда он бил и где меня трогал; до какой степени дошло его стремление меня изнасиловать; как я себя чувствую сейчас; не хочу ли я пройти рентген и проверить, нет ли сломанных костей или трещин…
Я слушала радио – там тихонько пели Kansas – «Dust in the Wind» – и отвечала все более неохотно. Я ощущала себя разбитой, вывороченной наизнанку, усталой. Меня клонило в сон.
Ужас, пережитый во время схватки с Гинзли, постепенно выветривался. Я взглянула на Гектора, чтобы сказать ему, как мне хочется спать, и что я устала отвечать на вопросы и не хочу ничего слышать, кроме радио, и только сейчас поняла, что он ведет машину в своей гоночной форме – красно-белой, с сакральным числом на груди. Восемьдесят пять. Пилот, который не принял участия в чемпионате имени Дарта Хауэлла. А приехал спасать меня – свою девушку-неудачницу.
Оказалось, я ненадолго отключилась, потому что пришла в себя от звука захлопнувшейся двери уже когда Гектор занес меня в квартиру. Я была уверена, что наши с ним весовые категории не слишком сильно отличаются – я хоть и ниже ростом, но далеко не худая. Однако Соулрайд не имел с этим никаких проблем. Мужчина был задумчив и словно боялся встретиться со мной взглядом. Я знала: он винит себя в случившемся. Я тоже винила исключительно себя. Замешкалась и наткнулась на того, кто давно вожделел пересчитать мне кости.