, а
своего лица не видела. Вместо него был огромный ожог, а потом появились волдыри, и как же мне было больно, Гектор, как больно! И днем, и ночью боль, из-за которой я не ела, не спала, а только хотела сдохнуть, и никакие таблетки и мази не могли заглушить ее…
Сорвавшись, я в голос зарыдала, проклиная себя за чудовищную несдержанность. Слишком долго во мне копилось все это дерьмо, не высказанное, не осмысленное, а вырвалось именно в присутствии Гектора, в самый неподходящий момент, будто меня проткнули толстым шилом, и грязная жижа радостно заструилась наружу…
Я захлебывалась, словно тонула, и не могла это остановить. Легкие содрогались, как в приступе астмы, руки мелко тряслись. Гектор прижался к обочине, остановил автомобиль и полуобернулся ко мне.
– Послушай меня. Я не могу представить, что ты пережила. Невыносимо видеть твои слезы… Все позади, Сара. Позади, – Соулрайд безуспешно пытался придать нежности своему грубому голосу. – Боли уже не будет. Поплачь. Наверное, так тебе полегчает, я не знаю точно. Я хочу лишь сказать… то есть… именно за твою стойкость тобой и восхищаются. Весь Уотербери знает, в каком состоянии тебя доставили в госпиталь…
Гектор предпринял попытку обнять меня, но, завидев эти длинные руки рядом с собой, я оттолкнула их, чего-то испугавшись.
– Я знал, что ты не захочешь, – раздраженно произнес он и отстранился.
– Зачем ты приехал к больнице? Чего ты там ждал? Откуда ты знал, что я сбегу оттуда именно сегодня? Зачем купил эту еду? Для кого? Что все это означает?!
Мой голос звучал угрожающе, но Соулрайд не спешил давать ответы, а глядел перед собой, нервно покусывая губу. Я подумала, что наедине со мной он оказался совсем не таким ублюдком, каким я видела его на Перл-Лейк-Роуд. Но почему-то сейчас я презирала его, будто именно Гектор был повинен в том, что случилось.
Мы молчали, пока я окончательно не успокоилась. Наладив дыхание и устранив постыдные слезы, я подняла глаза на Соулрайда. Его вид полнился решимости и негодования, взгляд потемнел, а лицо будто постарело. Он выглядел довольно притягательно, когда отрицательные эмоции обуревали им, но не настолько, чтобы я тут же потеряла голову.
– Сара, – пробасил он. – Ты ничего не хочешь мне рассказать?
Я молчала, физически ощущая, как одно его присутствие давит на меня, когда он говорит с такой требовательной интонацией.
– Ты ничего не хочешь рассказать мне, Сара? – повторил Соулрайд и заглянул в глаза.
– Отвези меня домой.
– Что ты сказала? Домой?
– Риджфилд-авеню, 17.
Гектор не на шутку разозлился, но просьбу выполнил. Всю дорогу я слушала его гневное сопение, пока мы не остановились у дома Патрика. Едва я двинулась, чтобы покинуть салон, мужчина мягко удержал меня и спросил: