- Зачем я пану Юрию? - с улыбкой спросила Эвка, пристально вглядываясь ему в глаза.
В эту переломную минуту - а зная наперед следующие события, можно точно назвать эти несколько минут, которые длился разговор с Эвкой, главными в жизни пана Юрия, - так вот в эту минуту, когда стояли они на дороге, завязывая узелок губительной беседы, требовалось немедленное вмешательство, хотя бы появление любого разумного существа. Скажем, Стась Решка, уже достигший финальной черты, мог бы поскакать навстречу товарищу, но он стоял на рубеже достигнутой удачи в понятном ослеплении нечастого победителя. Хорошо бы появиться, хлюпая по воде, какому-нибудь мужику с топором, или бабе с грибным лукошком, или старому лирнику с вопросом о ближайшем людском жилье, - словом, любому лицу свидетельского значения. Но даже крикливой птицы не пронесло в тот миг над этим местом. Эвка и Юрий были преданы тайному одиночеству свидания и, зацепившись друг за друга, не могли расцепиться - быстро немел в тишине заикающийся голосок малого их здравомыслия. Затухал здравый голос, а обиженное чем-то достоинство наливало свинцом ноги, не отпуская эту пару разойтись на свои несхожие пути. Да, изводят люди один другого, поддаваясь лихой силе вскипающего самолюбия. Ну что пану Юрию Эвка, если ждет его неподалеку старый товарищ, если пан Михал отдал уже казачку чистить для вечерней поездки возвращенные сапоги и кунтуш, если думает о нем прекрасная девушка, которую он позволяет себе в уме видеть в белом венчальном платье, а затем - без него... Да, не нужна ему совсем Эвка, но вот он стоит, словно прикованный к испытующему взгляду.
Но и Эвке что за дело до залетевшего к отцу молодца?
Отчего бы ей не перевести глаза на отражение еловых лап в узкой дорожной луже или, обрывая махом смоляную текучесть малословного разговора, не сказать: "Пусть меня пан простит, спешу, пан Юрий". И все - и старое течение жизни понесет их в обычную радость или печаль. Но почему ей опускать глаза, почему ей говорить отступное слово, если и пан Юрий может сказать: "Ну, времени нет!" И тоже все - поскачет он вдаль по мокрой дороге, и брызги воды будут подобны алмазам, выбиваемым из земли подковами благодарного коня. Другой встречи на безлюдной, с мрачным застоявшимся душком просеке уже не произойдет - ничто в мире не имеет повторения.
Но вот Эвка сказала: "Зачем я пану?" - зная, что не искал он ее в этом лесу, и нет ему до нее дела, а он отвечает, насилуя свое безразличие: "Поговорить хочется" - и по непонятному для себя побуждению сходит с коня. Эвка же повернулась и пошла в глубь леса. "Стой!" - хотел остановить ее Юрий и не остановил - подумалось ему, что Эвка испытывает его смелость. Оказалось, что и в этих непролазных дебрях есть стежки. Пройдя десяток шагов, он вышел на солнечную поляну, застеленную высоким папоротниковым ковром. Эвка стояла лицом к нему и странно, с уколовшей Юрия жалостью смотрела, как он близится. Он понял этот взгляд, как свою жалкость в ее глазах за послушное движение по ее следу. И опять зашевелилась на сердце черная зацепка и вдруг, приняв живой Эвкин облик, затопталась там загрубелыми босыми ногами.