Лука и Кьяра вышли к нему в сатине и льне, окружённые прозрачным облаком из аромата парфюма. Душный дом, широко распахнув дверь, выпустил их из себя, как внезапно открытая клетка выпускает на волю птиц. Взявшись за руки, красивые и свободные они выпорхнули на улицу и полетели вверх по тротуару в свете фонарей и неотступном сопровождении тени. Она, единая для сомкнутой ладонями пары, скользила по дорожке и трепетала на ветру синхронно лентам на юбке Кьяры.
Взгляд Марчелло, уцепленный за её движение, остекленело преследовал влюблённых, но сам какаду уже наполовину дремал и не мыслил ни о чём. Он засыпал.
Сон второй. Чудовище и Капитан
Кьяра и Лука всё шли вперёд. Дорожка тротуара стелилась под их ногами плитка за плиткой, и фонари у её края вырастали точно из под земли. Продолжая следить за движением тени, взгляд Марчелло тянулся за ней, как привязанный, и попугай, не в силах оторвать его, чувствовал себя так, словно сам влачится по холодному каменному настилу.
Сюжет, в котором влюблённые увлекали внимание за собой казался неисчерпаемым. Время шло, а его действие всё повторялось, не имея ни развития ни конца, как будто кто-то писал его и бросил на полуслове, не сумев придумать продолжения. Красота и лёгкость материй оказались в замкнутой петле. Просмотренные и прочувствованные многократно они потеряли силу удерживать на себе взгляд.
Веки Марчелло дрогнули. Тротуар вдруг оборвался у поворота, а Лука и Кьяра, перешагнув через его недостроенный плиточный край, пошли по широкой дороге, окаймлённой десятками магазинчиков.
Всё это были булочные и витрины их, все как одна, были открыты. Обращенные к улице прилавки предлагали со своих полок груды ароматных хлебов в широких корзинах и лакомую выпечку, искусно выложенную на подносах и вазах из стекла. Жёлтые круги пирогов сбризолона и белые круги тортов маргарита красовались на столешницах высоких кованых стоек, а ниже, на ответвлённых от них полках-стеблях, лежали ряды из пирожных и кексов.
Марчелло был там. Он видел каждый кремовый завиток, каждую облитую желейным сиропом ягоду и мог приблизиться настолько, что от его дыхания со слоёных рожков слетала сахарная пудра. Его уже не удивляла эта способность оказываться рядом с желаемым. Такое происходило с ним не впервые, значит, могло случиться и ещё не раз. Попугай в это верил и чем крепче он держался за свою веру, тем быстрее переносился от магазинчика к магазинчику, исследуя их чудесное наполнение. В одном он видел торты и сладости, в другом крендели и хлеб, третий был заполнен корзинками с гриссини, четвёртый- фруктовым суфле и бисквитами, пятый изобиловал благоухающей брускеттой с маслом и специями, с помидорами и сыром, с тунцом и творогом, с жареными овощами.... Бесчисленное множество сказочно прекрасных лакомств в длинной веренице магазинов, в которых не было ни покупателей ни продавцов, а были открытые витрины и свобода взять всё, что хотелось. Перед попугаем не существовало ни одной преграды. Никто не мог остановить его. Никто бы его не осудил. Все пирожные и хлеба, какие он когда- либо хотел, стали доступны; все они были только для него.