– Пошла вон! – рявкнул я и опрокинул стол, за которым она сидела. – Вон!
– Так вот, – произнесла она, как ни в чем не бывало. Сняла очки и сложила их, держа за заушники. – Мне не жалко вас. Уже не жалко. Потому что теперь мне еще больше жалко вашу дочь. Я знаю, наверняка, в каком говнище она живет сейчас и что испытывает к вам, в том числе.
– Мне насрать на всё, что ты мне хочешь сказать, – произнес, не глядя на нее. Подошел к столу, схватил пальто, желая одеться и как можно быстрее оказаться подальше от ненормальной девицы.
– Наши чувства взаимны, но я, всё же, кое-что вам расскажу. Можете не слушать, ведь мне тоже насрать. Ровно, так же как и вам насрать на чувства вашей дочери.
Сжал челюсти, тяжело вдохнул и наклонился к полу за портфелем.
– Когда мне было одиннадцать лет, у меня умер отец. Ну, вы знаете, такое с людьми случается – они умирают невовремя, незапланированно и тогда, когда этого меньше всего ждешь, – начала девчонка, глядя куда-то в пространство. – Мама сначала держалась. Дней десять. Потом начала пить. С самого утра и до вечера, до тех пор, пока просто не уснет за столом, не в состоянии дотащить себя до постели. Все ее жалели: друзья, родственники, коллеги по работе, соседи… Все, в общем. Все жалели её, не меня. Отчего-то все дружно, не сговариваясь, решили, что я еще мелкая и нифига не понимаю. Не знаю, может, думали, что у меня память как у рыбки, и я уже забыла, что у меня когда-то был самый лучший в мире отец, – невесело улыбнулась она и я замер у порога архива, слушая эту чокнутую.
– Возможно, – примерила она очки на свое колено. – Чтобы меня пожалели так же, как мою мать, мне нужно было в той же тональности, что и она, рыдать и кататься по полу, ненавидя всех и вся за то, что они счастливы в своих маленьких мирках. Но я ее жалела. Жалела так же как и все, потому что думала, что ей, действительно, сложнее, она же так горько плачет. Я взяла на себя почти все обязанности по дому, потому что мама тоже любила подергать за ниточку гроба, напоминая и мне тоже, что у нее болит… Я готовила, убирала, стирала и прочее. Плакать позволяла себе только ночью. В плюшевого зайца, которого мне когда-то подарил папа, пока мама не видит, чтобы не напоминать ей о том, что папа умер, иначе она опять рыдать начнет. А потом решила радовать ее. Она всегда светилась от счастья, как ребенок, когда папа дарил ей кольца. Золотые, разумеется. У нее была огромная шкатулка с этими кольцами. Их было, действительно очень много. Я решила тоже пойти папиным маршрутом и стала дарить ей кольца. Не золотые, разумеется. Обычная бижутерия из киосков с печатью. Я была уверена, что это ее порадует, она вновь почувствует себя счастливой, как в те моменты, когда папа дарил ей золото. Но, знаете, что она делала?