Но сейчас, стоя перед зеркалом в состоянии абсолютного «стекла», я понимал, что не готов встретить того Пашу, которого видел в этом же отражении больше года назад. Теперь в гладко выбритую щеку не поцелует жена, не покажет мне плохо пробритое место и не исправит его сама, потому что я не вижу, где оно. Вернее, делаю вид, что не вижу. Ведь не было ничего прекраснее, чем довериться ей и наблюдать за тем, как она старательно хмурила тонкие светлые бровки и высовывала кончик языка между зубами или же прикусывала нижнюю губу – так сильно хотела довести меня до совершенства и искренне гордилась собой, когда это получалось.
Всегда получалось.
Теперь же я должен попытаться довести себя до совершенства сам. И это стоит мне колоссальных усилий прежде всего над собой. Кажется, легко поднять руку с триммером и пройтись им несколько десятков раз по отросшей бороде, но на деле это не так-то и просто.
То, что раньше казалось обыденным, теперь стало почти невыполнимым.
– Папа, можно я в школу сама уже пойду, а то ты долго? – меланхолично заявила дочь за дверным полотном.
– Я сейчас закончу и подвезу тебя, – ответил ей и, опустив взгляд от зеркала, начал водить бритвой по подбородку.
Это было похоже на погружение в холодную воду. Я дышать не мог, глядя на то, как черные волосы падали в раковину. Чувствовал, как облегчалась борода, и боялся взглянуть на себя в отражении.
Когда не осталось ничего, за что мог бы зацепиться триммер, выключил, стряхнул щеточкой остатки волос и отложил его в сторону. Собрал черную поросль из раковины, выкинул в мусорное ведро, а остатки смыл, вертя краном.
Всё. Не осталось ни следа.
Уронил лицо в прохладную воду, набранную в ладони. Обтёрся полотенцем и, так и не взглянув на отражение, покинул ванную комнату.
– Ты собралась? – обратился к Кате, которая нежилась с щенком в прихожей.
– Да, – ответила она коротко и подняла взгляд на моё лицо. Легкая улыбка слетела с губ. – Пап…
И без того тихий голос сорвался до неслышного. Голубые глаза блеснули непрошенными слезами.
– Что с тобой? – растерялся, не понимая причину её слёз. – Что случилось?
Присел рядом с дочерью на корточки и крепко сжал маленькие плечики. Она рвано всхлипнула, быстро отерла рукавом белой блузки слёзы, бегущие по щекам, и снова заглянула мне в глаза.
– Ты такой красивый, пап, – произнесла она неожиданно и бросилась мне на шею, почти опрокинув на спину.
– Катюш, – мягко похлопал её по спине. Прислушался к сдавленным всхлипам и, наконец, решился обнять покрепче, слегка покачиваясь с плачущей дочерью в руках. – Если ты не перестанешь плакать прямо сейчас, то я больше никогда не буду бриться.