– Это помогает? – спросила она, будто говорила сама с собой или вопрос был брошен куда-то в сторону.
– Что? – нехотя отстранился, оглушенный собственным пульсом.
– Это помогает забыться?
В её золотистых глаза плескалось то, что можно было бы выдать за безотчетное желание, но не сейчас. Я знал, как выглядит отчаяние, так как сам видел его тысячи раз у своего отражения, и то же самое я видел сейчас, но теперь не у себя, а у девушки, что пыталась быть сильной, но маленькая трещина в броне сделала её полностью уязвимой.
– На короткий миг, – ответил я честно. – А потом тебя захлестнет жалостью и ненавистью к себе. Ты утонешь в чувстве вины. Неравноценная жертва за вспышку мнимого счастья. Уверена, что готова захлебнуться после короткого вдоха?
Её руки, держащие меня за шнурок штанов, безвольно упали ей на колени. Взгляд немигующих глаз потух, как перегорают лампочки. Две крупные слезы покатились по впалым щекам и сорвались в пропасть, что вновь пролегла между нами.
– Как вырваться из этого чёртового круга? Это даже не круг, а могильная оградка… – шептала она едва различимо, спрятав лицо в ладонях. Узкие плечи затряслись в беззвучных рыданиях. Лбом уткнулась вне в грудь. – Я так больше не могу. Я устала.
Шумно вдохнул и с усилием проглотил царапающий горло булыжник. Опустил голову и уткнулся носом в её макушку, не решаясь обнять.
– Если бы я знал…
Несколько долгих минут мы просто молчали, уткнувшись друг в друга. Её плач становился всё менее выразительным. Она не издавала никаких звуков, не рвала на себе и мне волосы, а просто рассылала волны мелкой дрожи по мне. И со временем её амплитуда становилась менее ощутимой, а затем вовсе исчезла, как круги на воде.
– Прости, – отстранилась она, так и не решившись поднять взгляд. Обняла себя за плечи, пряча обнаженную грудь. – Я не должна была тебе всего этого рассказывать. Ты и без меня всё это прекрасно знаешь.
– Я могу знать обо всем только со своей стороны. В чужой боли я по-прежнему не разбираюсь, хотя и должен знать, что это такое.
– Ну… – повела она тонкими плечами и сползла со стиральной машинки, вынудив меня отступить. – Ты хотя бы имеешь представление, что это такое. Все мои друзья и родные считают, что я излишне драматизирую. Больше трёх лет… Столько даже сама любовь не живёт, а я до сих пор скорблю по её утрате.
Повернулась спиной ко мне, потянулась к полке с полотенцами, и взяла одно из них, обмотав вокруг туловища.
Отвел взгляд и подцепил пальцами футболку, лежащую на краю ванной. Расправил в руках и понял, что сейчас она являет собой не больше, чем мокрую тряпку, которую не наденешь. Забросил её на плечо, спрятал руки в карманы штанов и сжал в кулаки, глядя чуть исподлобья на худую фигуру рядом.