– Не будешь, так не будешь, – спокойно отозвался Кирилл, даже не повернув ко мне головы. – Только мужиков не забудь отобрать.
Он шагнул к креслу у гримерного стола, пухленькая женщина мгновенно обернула вокруг его плеч накидку и принялась деловито обмахивать лицо огромной кистью.
Никто кроме меня даже не вздрогнул, когда дверь гримерки бахнула об стену и внутрь ворвалась еще одна женщина. Она отодвинула Танюшу в сторону, зло отстучала стаккато острыми каблуками и потребовала у Кирилла:
– Покажи кольцо.
Тот невозмутимо продемонстрировал ей правую руку.
– Ублюдок! – рявкнула она и закатила ему пощечину, звон от которой эхом отразился от стен и потолка.
А потом вылетела наружу, снова шваркнув дверью. Танюша юркнула вслед за ней.
Гримерша молча принялась замазывать алеющий след на его щеке.
Как будто делала это далеко не в первый раз.
– Заслужил? – спросила я, пытаясь понять, что же чувствую.
Злорадство? Зависть? Ревность? Удовлетворение?
– Наверняка, – усмехнулся Кирилл. – У Жанны обостренное чувство справедливости. Не стала бы она меня бить ни за что, правда?
– Ты ни к чему не относишься серьезно, да? – устало вздохнула я. – Вечно вокруг тебя какой-то безумный карнавал, какие-то странные люди…
– А зачем, Варвара? – спросил он. – Зачем мне относиться серьезно?
– Потому что это твоя жизнь.
Гримерша колдовала над его физиономией, делая острые скулы еще острее, золотую щетину еще ярче, глаза еще выразительней. Может быть, она бы и меня сумела превратить в кого-то приличного? Как тот визажист в ночь перед свадьбой.
– И она меня совершенно устраивает во всем том обворожительном и непредсказуемом хаотическом безумии, в котором существует, – ответил Кирилл, морщась от попавшей в нос пудры.
– Но это же… неправильно! – попыталась сформулировать я то, что никак не складывалось в слова.
– А как правильно? – заинтересовался он. – Что я делаю не так?
– Ну… – я смутилась. – Например, все эти женщины…
– А что с ними?
– Ты издеваешься? Вообще-то нормально – одна!
– Одна женщина в одни руки… – пробормотал Кирилл с закрытыми глазами, пока ему подводили веки. – А зачем? Ну вот любят меня многие – и что? Они все красивые, они все согласны – зачем мне себя ограничивать? Чтобы что, Варвара?
– Чтобы почувствовать настоящее счастье. Глубокое, а не поверхностное.
– Ну и как у тебя с глубоким счастьем? Вот был у тебя один мужчина – получилось?
У меня перехватило дыхание от неожиданной жестокости его слов.
Я открыла рот. Закрыла. Поняла, что ничего не могу сказать – в горле стоит комок.
Гримерша старательно не смотрела на меня, а вот костюмерша молча встала, набрала воды из кулера в стаканчик и протянула его мне, украдкой погладив по плечу.