… или, может, чёртиков зелёных
ловишь ты казённой простынёй?
Потолкался ещё по многолюдному в это время магазину, пофыркал, рассматривая некоторые товары и цены на них, и решил считать водку не виновной. И там, у Крепости, и здесь были обыкновенные люди, а не черти, как должно было бы быть, и потом, всё, что с ним было, как раз произошло на трезвую голову, хотя и больную после вчерашнего приёма.
Вывод позабавил его. И трезвому, оказывается, может показаться чёрте что.
После прогулки подъём по лестнице подъезда измучил его. В почтовом ящике лежала газета. Он развернул её в кабине лифта на последней странице. Здесь печаталось продолжение репортажа Крепость в горах. На стене кабины на уровне глаз красовалась надпись коричневым фломастером: – крепись, друг…
В квартире тихо, душно, неуютно. Когда подходил к своей двери, вокруг плавали зажигающие аппетитные запахи; у него же в квартире и на кухне витал нейтральный дух пустого пространства.
Прихватило его, когда Он разул лишь левую ногу и со сладострастием пошевелил освобождённую из тисков ботинка пальцами.
Пуклик стоял в небольшой толпе сосредоточенно сумрачных людей. Рубахи на нём не было. Сыромятный ремешок, поддерживающий не его короткие штаны под молочно-белым шаром живота, приспущен.
Перед ними – шаг в одну сторону, шаг в другую – ходил суровый подтянутый Кутя и визгливо выговаривал:
– Посмотрите только на себя! Толстые… жирные… ослабленные… Пузом Крепость не возьмёшь! – повысил он голос до крика. – Пухлой рукой за каменную чечевичку не удержишься! Усталостью не победишь! Потому… Начнём с самого простого. С бега.
Он усмехнулся нехорошо, вглядываясь в лица притихших слушателей. У Пуклика от слов Кути и его усмешки похолодела кровь в жилах. А Кутя позвал:
– Пошли!.. Бегом. Бегом!
Все побежали. Пуклик будто бы колыхнулся вслед, но с места не сдвинулся. Даже во сне ему лучше не бегать. Однако его размышления о сновидении были жестоким образом прерваны болезненными ударами под зад. За промедление, стало быть.
– А ты чего? – рявкнул Обжа. – Догоняй! – и добавил ещё раз.
Кутя легко бежал впереди. За ним валкой жалкой группой тянулись туши сопящих и хрипящих персонажей этих диких бегов. А позади бегущих резвился Обжа, поддавая ногами и руками отстающим.
Горизонт перед глазами Пуклика поплыл кровавой оковкой. Рядом задыхались сотоварищи по превращению, некоторые падали, их с побоями поднимал Обжа.
Да что же это творится? – бессильно вскипало под самым сердцем. – Зачем я бегу? Почему я бегу? За что меня бьют?
Едкий обильный пот облил Пуклика целиком, словно ливень, рухнувший с небес. В горле, казалось, торчала раскалённая кочерга, и ею кто-то неосторожно пошевеливал. Сердце приготовилось выпрыгнуть из тела, чтобы не испытывать его бешеных потребностей.