– А если будет девочка?
– Она будет прекрасна, как ты.
Ее перестали смущать комплименты. А его слова навсегда стали целебным бальзамом, который способен исцелить и воскресить.
– А если мальчик?
Он молчал. Сидел на траве, скрестив ноги, и гадал на ромашке, отрывая белые лепестки один за другим. Представлял их будущую жизнь, завидуя самому себе.
Девочка. Мальчик. Девочка… Мальчик.
Мальчик – последний нежный лепесток полевой ромашки.
– Я бы хотела, чтобы у него были твои глаза. Чтобы он был похож на тебя.
– Люблю тебя, – сорвалось с его губ так тихо, что звуки растворились быстрее, чем осознал.
Здесь он поставил деревянную лавочку и прикрепил табличку с гравировкой. Здесь они гуляли вместе с новорожденным Тимуром, и здесь он узнал, что станет отцом во второй раз. Здесь впервые она упала в обморок от сильной головной боли.
Частые мигрени и тошнота отравляли ее жизнь. Постоянная слабость преследовали ее изо дня в день, однако это можно было списать на то, что недавно она родила второго ребенка. Но безумные боли не давали ей покоя. Неужели она больше никогда не сможет испытывать счастье?
Здесь он гулял с Тимуром и Артуром. Здесь она сообщила ему диагноз – рак головного мозга. Здесь они расстались.
В сутках двадцать четыре часа. Но я по-настоящему живу из них всего лишь час пятнадцать – то время, что еду в автобусе. После этого я полюбила ненавистные всеми городские пробки, они продлевали мне жизнь, позволяя больше времени проводить с любимым мужчиной и детьми.
А ведь он так меня любил, разве я могла допустить, чтобы он страдал вместе со мной, смотрел как я умираю, чтобы это видели мальчики… Не могла. Я считала, что он достоин большего, достоин счастья, которого я, увы, не смогла ему подарить.
Он клялся, что сделает все возможное, чтобы вылечить меня, чтобы помочь мне справиться с болезнью, чтобы я снова могла жить и радоваться, как это было прежде; он обещал, что ему не составит труда поставить на ноги детей и поддерживать меня, он говорил о самом чудесном будущем для нас и мальчиков. И самое ужасное, что я знала – он все сможет. Он положит свою жизнь во благо нашего счастья. Я верила ему.
Но не желала умирать у него на руках. Не хотела, чтобы мальчики потеряли мать, чтобы у них остались самые отвратительные воспоминания из детства – умирающая мать и верующий в пустоту отец.
Я ушла, когда Артуру исполнилось полгода, Тимур был старше на год. Они меня не запомнили. Они никогда не вспомнят, кого первыми старались назвать «мамой». Чьими сережками игрались, пока сидели на руках, под чьи колыбельные засыпали, чье молоко сосали по ночам, под чьим сердцем лежали девять месяцев.