Неоригинальный (Николенко) - страница 17


Князь наблюдал грустно и молча.


Фердыщенко (будто дразня, усмехнулся). Я зубами выхвачу за одну только тысячу!


Келлер (в припадке решительного отчаяния). Зубами-то и я бы сумел! Ч-чер-рт возьми! Горит, всё сгорит!


Все вокруг. Горит, горит!


Настасья Филипповна. Ганя, не ломайся, в последний раз говорю!


Фердыщенко (ревет, дергая его за рукав). Полезай! полезай, фанфаронишка! Сгорит! О, пр-р-роклятый!


Ганя с силой оттолкнул Фердыщенка, повернулся и пошел к дверям; но, не сделав и двух шагов, зашатался и грохнулся об пол.


Все хором. Обморок!


Свет на сцене гаснет.

Действие второе. Знакомство Гани и князя Мышкина.


Действие происходит в доме генерала Епанчина.


Находясь в обмороке, Гане вдруг вспоминается знакомство с князем и скандал в собственной квартире.

На сцене письменный стол, за столом – кресло. С правой стороны сцены висит портьера, отделяющая зону кабинета от зону передней.

Зона кабинета полностью освещена, зона передней освещена одиноким лучом света. По краям луча света лицом друг к другу стоят князь Мышкин и камердинер. Камердинер стоит со стороны партьеры, князь противоположной стороны.

Явление первое. Картина первая.


В переднюю, в центр луча света, между князем и камердинером, вдруг вошел молодой человек, с бумагами в руках. Камердинер стал снимать с него шубу. Молодой человек скосил глаза на князя.


Камердинер (конфиденциально и почти фамильярно). Это, Гаврила Ардалионыч, (обращается Гане) Докладываются, что князь Мышкин и барыни родственник, приехал с поездом из-за границы, и узелок в руке, только…


Дальнейшего князь не услышал, потому что камердинер начал шептать. Гаврила Ардалионович слушал внимательно и поглядывал на князя с большим любопытством, наконец перестал слушать и нетерпеливо приблизился к нему.


Ганя (чрезвычайно любезно и вежливо). Вы князь Мышкин?


Это был очень красивый молодой человек, тоже лет двадцати восьми, стройный блондин, средневысокого роста, с маленькою наполеоновскою бородкой, с умным и очень красивым лицом. Только улыбка его, при всей ее любезности, была что-то уж слишком тонка; зубы выставлялись при этом что-то уж слишком жемчужно-ровно; взгляд, несмотря на всю веселость и видимое простодушие его, был что-то уж слишком пристален и испытующ.


Ганя. Не вы ли, изволили с год назад или даже ближе прислать письмо, кажется из Швейцарии, к Елизавете Прокофьевне?


Мышкин. Точно так.


Ганя. Так вас здесь знают и наверно помнят. Вы к его превосходительству? Сейчас я доложу… Он сейчас будет свободен. Только вы бы… вам бы пожаловать пока в приемную… (камердинеру строго) Зачем они здесь?