вы зевнёте дома радостно в трусах…
…Хорошо, что неизвестно лицемеру,
как он Господа смешит на небесах.
Забытая зажигалка
Она ему в слезах писала
о личных глупых новостях –
что вот, собака искусала,
когда она была в гостях,
что жизнь такая злая штука! –
что хочешь – смейся, хочешь – ной!
Что без него не жизнь, а мука,
как у собаки бе-ше-ной!
Что было ей себя не жалко
швырнуть ему в его кровать,
что он оставил зажигалку,
а ту нашла в постели мать.
Она же вовсе не «давалка»,
как он про то подумал! Фу!
И не пропала зажигалка –
лежит в прихожей на шкафу.
Ещё писала про колготки,
что то малы, то велики,
что до получки – полселедки,
но очень хочется… трески!
Что на лице прыщи созрели!
Перед трюмо хоть волком вой!
Сказал ей фельдшер Метревели,
прыщи – от жизни половой!
Вернее, оттого, что нету…
Вернее, редко и давно!
А как одной настроить эту…
ту… половую – как в кино?
В конце послания – приписка:
«Изнемогаю, голубок!
Люблю тебя! Твоя Лариска.
Прислать ли спичек коробок?
Вернись ко мне, на нашу свалку,
где всюду рухлядь и херня –
Возьмёшь со шкафа зажигалку,
а между прочим – и меня!
Грустит один, как воин в поле,
мой новый прыщик на губе.
Тебе пишу – чего же боле?
Так… спичек выслать ли тебе?»
* * *
Зажгите лампу, Алладин!
Вы мой случайный господин,
я за столом всегда один,
стихом среди стаканов.
Ночами – тысячью одной –
идут безжалостной войной
ко мне немыслимой стеной
колонны истуканов.
Не жду от них ни похвалы,
что злее славы и хулы,
ни эдельвейса со скалы,
ни лжи, ни даже лести!
Хочу тепла очей и рук,
часов старинных мерный стук –
о блюдце звона ложки вдруг,
и чаепитий – вместе.
Чего бы впрямь ещё хотеть?
Ладони о стаканы греть,
шептать на ушко что-то… петь
или не петь… Светает…
Плесни нам водки – не серчай!
За рюмкой – мама, не скучай!..
….Моей мечты грузинский чай,
как сердце, остывает.
36 Любе
Ах, если он воспеть бы мог
её, собравшись с духом! –
но правит ею «Козерог»…
и не с его же слухом…
На тёмном небе звёзд расклад –
ночной источник света,
где эвкалиптов тихий сад
зимою дарит лето.
Огородив от бомб и мин,
проводят меж между цветами
её сто двадцать именин –
и потчуют мантами…
Любовь – загадочный полёт,
и штиль, и шторм, и качка…
Про дом родной душа поёт –
вздыхает сибирячка!
Свечей шаббатных – ей огни,
ей – певчих птиц вокал.
Но снова, мудрый искони,
зовёт её Байкал.
Когда же дальним бережком,
где Баргузин не слышен,
она гуляет босиком –
о ней тоскует Ришон.
Три печали
Живут со мною три печали,
как квартиранты, как бичи.
Чтоб не скучать, они украли
от сердца моего ключи.
Когда его не слышу стука,
молю, чтоб триптих тот затих!
Но бедный разум гложет мука,