– Ох, Женя! – вздохнула она, а затем принялась шнуровать ботинок, торопливо переплетая черные шнурки. Таня понимала, что это лучше было сделать ему, потому что только сам фигурист может почувствовать степень фиксации голеностопа и отрегулировать её, но времени сейчас не было. Громов по-прежнему был глубоко в себе, а до выхода оставалось две минуты. Таня завязала шнурки у верхнего края ботинка, а затем пристально посмотрела на партнера, пытаясь вернуть живой блеск в его серо-голубые глаза.
– Женя, услышь меня! – взмолилась она, поглаживая его бедра. – Пожалуйста…
– Громов, – обратилась к нему проходившая мимо Волченкова, – вас сейчас дисквалифицируют. Что тут за собрание?
– Ты на нём явно лишняя, – мрачно констатировала Алиса, продолжая сверлить взглядом бывшего партнера.
Волченкова недовольно хмыкнула и собралась идти к ледовой площадке. Ей с партнером выпал самый тяжелый, последний номер. А вот Тане с Женей предстояло быть предпоследними. Алексеева понимала, что им с Громовым, в идеале, нужна пара минут чтобы поговорить, но сначала необходимо было привести его в чувства. И на это, как оказалось, тоже требуется время.
– Лена! – внезапно для всех позвала Таня, призывая её остановиться. Волченкова обернулась, бросив безразличный взгляд.
Таня понимала, что терять нечего. Громова она уже потеряла как мужчину, раз он сказал, что она для него не существует. Но ещё можно было не потерять его как партнера. Хотя бы на один последний раз. На эти последние совместные четыре минуты тридцать секунд. О том, что будет с ними после проката, думать было страшно. Сейчас важен только этот момент, в который решалось всё.
– Поменяйся с нами, – попросила Таня, всё ещё сидя у ног Евгения и смотря на Лену снизу вверх.
Такая просьба вызвала крайнее недоумение у Арсения и Алисы. Они ошарашенно переглянулись, понимая, что Таня совсем не ведает, с кем имеет дело.
– Я бы и рада, – сладко произнесла Лена, растягивая губы в невинной, но при этом искусственной улыбке, – но есть такая вещь как протокол.
Таня не успела до конца осознать услышанное и расстроиться, когда в дело внезапно включился Мельников.
– Я договорюсь, – серьезно предложил он, понимая, что действительно может это сделать, располагая знакомыми в Международном олимпийском комитете, а затем перевел взгляд на Таню. – Скажем, что партнеру стало плохо.
– Нет, – качнула головой Алексеева, нервно поглаживая колени Евгения. – Мне стало плохо. У Антона есть бумага, в которой я написала, что беру ответственность на себя.
Арсений понимал, что времени в обрез. Он бросил выразительный взгляд на Ксюшу, и та без лишних слов побежала в кабинет врача.