Там стояла наша машина, а рядом топтался Саша. На капоте лежал огромный букет моих любимых золотисто-кремовых роз. «Холодно же, — вдруг подумала я, — цветы замерзнут, даже дня не простоят потом. Жалко».
И стала одеваться, ведомая скорее иррациональной жалостью к розам, чем желанием поговорить с мужем. Тем более что сейчас, на относительно свежую голову, меня догнало дичайшим чувством вины за вчерашний поцелуй. Еще херовей было от того, что целоваться с Ником мне очень понравилось. А это значит, что все Сашины обвинения имели под собой основания, и от этого мне было еще больше не по себе.
— Вот за что, а? — с силой сказала Лена, глядя на мои торопливые сборы. — За что тебе такое счастье? Ты ж даже не ценишь его совсем. Да я бы на твоем месте…
Но не договорила и замолчала, резко отвернувшись и подозрительно шмыгая носом.
Я ничего не ответила и спустилась вниз.
Если бы Саша падал на колени, клялся в любви и делал еще что-то показушное и невыносимо пошлое, я бы, наверное, даже не сомневалась в своем решении уйти. Но он стоял, молчал, а вчерашняя щетина на его всегда гладковыбритом лице красноречиво говорила о том, что не мне одной вчера было плохо. Вот только Саша, в отличие от меня, ни с кем вчера вечером не целовался.
От этой мысли мне стало так погано, что я даже сделала первый шаг, только чтобы не мучиться от диких угрызений совести.
— Привет.
— Привет, Лер, — он поднял на меня уставшие покрасневшие глаза, — я думал, ты не спустишься и придется тебя уговаривать.
— Мне стало жалко, что цветы замерзнут, — объяснила я зачем-то.
— В этом вся ты, — горько усмехнулся муж, — цветы тебе жалко, а меня нет.
— Если бы ты голой попой лежал на ледяном капоте, я бы и тебя пожалела, — невозмутимо парировала я и забрала тяжелый букет.
Он фыркнул, и я посмотрела на него. Четыре года. Четыре, мать вашу, года. Два года мы встречались, потом еще два года жили в браке. Это не чужой мне человек, вообще не чужой, иначе бы у меня внутри так не болело.
— Лер, — Саша подошел ко мне близко-близко, — прости. Я… верю, что у тебя с ним ничего не было. Прости, что обидел. Я не хотел. Правда.
Та часть меня, что превратилась в лед после града его оскорбительных слов, вряд ли смогла бы растаять после одного «извини». Но чувство вины, которое грызло эту ледяную стену с другой стороны, явно ускоряло процесс.
— Поехали домой, — попросил он, так и не дождавшись моего ответа, — это всего лишь ссора, одно маленькое недопонимание. И из-за этого ты хочешь сломать все хорошее, что у нас было?
Ох, не зря муж планирует в политику, язык у него подвешен что надо. Но против своей воли я действительно вспомнила наше хорошее. И его было немало. То, как страстно мы трахались поначалу, когда даже до кровати не успевали дойти, то, как он всегда забирал меня после игр, даже если сам уставал, то, как неловко и трогательно таскал мне в постель бульон и сухари, когда я траванулась чем-то и лежала пластом…