Из-за этого я очень ревнивая, хотя можно ли это назвать ревностью, скорее страх потери, сильный и навязчивый. Не знаю, есть ли люди, которые вообще не ревнуют? Не так – как будто игра, а как будто ты каждый раз теряешь человека и каждый раз тебя разрывает изнутри. Я никогда не дружила компаниями. Не умею общаться с большим количеством людей, сразу чувствую себя лишней и в итоге сама замыкаюсь и ухожу.
Я тот самый человек, который истерит без повода и никогда ни в чем не уверен. Я и сама понимаю, что так нельзя. Если человек захочет уйти, все равно уйдет. Но управлять таким состоянием очень сложно. Потому что эти мысли просто съедают тебя изнутри. И свой собственный опыт сразу вспоминается. Я не думала, что стану так себя вести, но, видимо, когда встретила человека, который действительно важен для меня, все это вскрылось. Это очень тяжело. Так что человек обычно не истерит просто так, просто не умеет по-другому донести свои чувства и переживания.
Человек, который устал бороться
Мне кажется, что-то подобное чувствуют люди, находящиеся на грани…
Вот и наступил день, когда я окончательно сдалась. Я проиграла эту жизнь и у меня больше нет сил бороться за своё существование. Наверное, я слабая. Пусть так. Но я больше не хочу так мучиться. Мы рождаемся, чтобы умирать – кто-то раньше, кто-то позже. А я уже мертва. От меня ничего не осталось, и единственное мое желание, чтобы все закончилось, чтобы ничего не было – ни жизни вокруг, ни меня самой.
Я давно потеряла связь с реальностью. Теперь меня ничего не останавливает. Я никогда не думала, что самоубийство – это трусость, потому что никто не знает через что прошли эти люди и у всех разная степень выносливости. Мне все равно на всеобщее непонимание, меня не будет, и я этого уже не узнаю. У меня больше нет сил терпеть эту боль, она просто "выжирает" тебя изнутри. И ты уже не узнаешь сам себя. Как будто это какая-то призрачная тень, а тебя давно нет и никогда не было. Я по- прежнему хожу на работу, разговариваю с людьми, улыбаюсь; никто не знает, и я не хочу, чтобы меня жалели, хотя, наверное, больше не хочу, чтобы осуждали и потому считали себя причастными. Я уйду тихо. Никто не заметит. Может быть, тогда я стану свободной. В конце концов мне не нужно будет что-то решать. Не нужно будет соответствовать кому-то и подстраиваться. Хотя где-то внутри меня пугает мысль, что меня больше совсем не будет. Но это смотря с чем сравнивать. А меня итак уже нет. Меньше всего на свете я хотела бы, чтобы кто-то помнил обо мне и чувствовал вину, особенно мои родители и близкие люди. Лучше бы они не знали меня совсем. Я не хочу расстраивать Бога не хочу причинять ему боль. Но, кажется, у меня опускаются руки.