Я подозрительно смотрю, проходя мимо него в беседку.
Радуясь, что дождь больше не хлещет меня, я прислоняюсь к стене и вздыхаю с облегчением. Интерьер беседки, мягко говоря, удивляет. Я ожидала увидеть пару облупленных деревянных скамеек и несколько пустых банок из-под содовой, катающихся по голому бетону, но ошиблась. Декор — потому что у этого места действительно есть декор — потрясающий. Полированный паркет по краям комнаты уступает место мягкому, толстому кремовому ковру. Перед незажженным открытым камином в дальнем конце комнаты стоят диван и два мягких кресла. У изогнутой стены напротив двери низкий книжный шкаф с тремя полками прогибается под тяжестью бесчисленных толстых, тяжелых томов с кожаными корешками и позолоченными краями. Растения в горшках расположены на каждой плоской поверхности: лианы, папоротники и фикусы, все они толкаются в поисках места и света из окон, которые снаружи покрыты паутиной и грязью, но чистые изнутри.
— Что это за место? — шепчу я.
Это не просто какое-то забытое Богом место. Это чье-то убежище. Тайное, излюбленное убежище.
Рэн снимает свои грязные ботинки и бросает их у двери. На нем нет носков, и это заставляет меня дрожать без всякой причины. Вид его босых ног, когда он идет по толстому ковру к камину, вызывает у меня такое неожиданное чувство неловкости, что я даже не могу отвести взгляд. Он сгибается в поясе, хватая кусок нарубленного дерева из плетеной корзины рядом с огнем, и смотрит на него сверху вниз, вертя в руках.
— Это место должно было быть для преподавателей. Но мы захватили его, когда только приехали сюда. Фитц единственный, кто знает, что мы сюда приходим, и он закрывает на это глаза.
Ничто в этом месте не похоже на то, что оно принадлежит Рэну. Это слишком... слишком взросло и просто, и слишком... я даже не знаю, как это объяснить. Я никогда не задумывалась, как может выглядеть личное пространство Рэна. Даже на секунду. Знать, что у него где-то есть спальня, это совсем не то же самое, что представлять себе, как она будет выглядеть. Было бы больше смысла, если бы он выползал ночью из гроба в земле. Или если бы он материализовался из облака черного дыма.
Он швыряет полено в каминную решетку, его рот дергается; он хочет надеть эту свою губительную ухмылку, я знаю, что хочет. По причинам, известным только ему одному, он решает на этот раз сдержаться.
— Не надо так смущаться, Стиллуотер. Сними куртку. На спинке дивана лежит одеяло. Ты можешь завернуться в него, пока она сохнет.
Я стою неподвижно, прижавшись к стене.
— Почему я здесь, Рэн? — холодно спрашиваю я.