«Неужели все так просто?» – спросил я, пытаясь вытянуть из нее побольше информации.
«Конечно!» – сказала она решительно и пояснила, что под моими пороками она имела в виду мою преувеличенную реакцию на все, что со мной происходило. Она сравнила мои эмоции с ветром, который болтает меня из стороны в сторону.
Научиться контролировать себя было для меня очень трудно; в каком-то смысле я обижался на то, что мне пришлось прекратить делать то, что я всегда делал, поскольку для меня этот способ существования был тем, что я считал «самим собой»; но позже я понял, что моя личность была только описанием, которое я узнал; это не было настоящим «мной», как я полагал. Скорее это было похоже на то, как если бы я жил в театре, всегда играя роль, которая на самом деле не была моей.
Обуздав свои эмоции, я понял, что, хотя и могу их чувствовать, я держу их под контролем, и если захочу, никто никогда о них не узнает.
Как-то раз я сидел за столом на кухне у доньи Сильвии и ел кесадилью, пока она рассказывала мне об искусствах прорицания. Внезапно я почувствовал, как одна из её повивальных бабок шла навестить её; это было необычное ощущение, что-то, трудно поддающееся описанию; оно появилось вместе с видением, в котором я видел-чувствовал, что этот человек идет по дорожке в направлении дома. Я мог даже описать её одежду.
Я рассказал об этом донье Сильвии; она на мгновение закрыла глаза и согласилась. Она тотчас же встала, поставила кипятить воду для чая и положила на стол кукурузные пастилки; она добавила, что этот человек не заставит себя долго ждать, что в итоге оказалось правдой – мы встретили её возле дома, когда я прощался.
Я уже заметил, что при каждом моем визите донья Сильвия всегда была наготове, как будто ждала меня. В следующий раз, когда я пришел к ней, я прокомментировал это, и она сказала, что тоже может чувствовать, когда кто-то идет в гости. Она была счастлива за меня, потому что в тот день я продвинулся еще на один шаг на своем пути.
Я захотел узнать о своем предполагаемом продвижении, так как, с моей точки зрения, этот акт «предсказания» не был чем-то выдающимся. Донья Сильвия сказала мне, что то, что я сделал, было подвигом, однако я все еще не осознавал этого. Она объяснила, что я открылся достаточно, чтобы уловить проблески отдаленного видения. Я вспомнил, что дон Хуан называл это особое состояние разделенного восприятия «быть здесь и здесь в одно и то же время».
Самое любопытное заключалось в том, что, чем больше я продвигался вперед в своих задачах, тем более неумелым я себя чувствовал; тот же самый акт высшего осознания, который позволил мне взглянуть на бесконечность, также заставил меня почувствовать, что на самом деле мы ничто, что нет никакой надежды. То, что там, снаружи, – это нечто поистине ошеломляющее; у меня было ощущение, что это нечто превзошло меня, и я не верил, что смогу справиться. Во время моего ученичества было время, когда я впал в глубокое отчаяние и стал пессимистически относиться к реальной возможности того, что когда-нибудь смогу летать свободно.