Но проза жизни вновь заставляет думать о делах. Ведьи в салоне нужны партнеры для обучения танцам, надо продумать оформление зала и столов, убрать книги, еду для фуршета приготовить самой или договориться с кем-нибудь- дел столько много- только начать и кончить, как говорится.
Записываю все идеи и дела, тоже голову чешу- все при деле, все при работе- красота. Так и проходит этот семейный теплый вечер в работе, спокойных разговорах и раздумье- уютно, душевно, тепло.
Ложимся спать пораньше- завтра много дел и забот, да и устали все. Засыпая, слышу тихие голоса папы и сына: " Спокойной ночи, тетя Маруся! Спокойной ночи, Машенька", - и нежность к этим мужчинам охватывает меня и я тихо отвечаю: " Спокойной ночи, мальчики! Хороших снов!"
После такого приятного вечера я ждала такого же спокойного сна, но он оказался очень непростым. Сначала снились похороны меня - Марианны, хорошо, что я почти не видела себя в гробу - не очень-то хотелось этого грустного зрелища. Заметила только мельком красивое платье на мне, одобрила выбор девочек.
Перенеслась сразу на поминки, где собрались и наши сотрудники, и многие родители, чьим детям я помогала. Меня удивило большое количество людей - даже не думала, что столько их придет.
Девчонки заплаканные, грустные, кого-то отпаивают в уголке лекарством. Много цветов, стоит моя любимая фотография - на каком-то празднике я смеюсь, вокруг цветы и шары - мне нравится, что выбрали именно ее.
Тут же сидит и мой любимый Джордж, Жорик, как я его звала. Не ожидала, что он сможет выбраться так быстро. Он американец, детский хирург, мы познакомились лет семь-восемь назад на международной конференции и сразу сошлись. Мы смеялись, что он лечит тела детей, а я их души, и все довольны.
У него какие-то еврейские корни, как и у многих в этой стране, он хорошо говорит по-русски, его бабушка очень хотела нас поженить. Но - слишком мы разные и по характеру, и по воспитанию, и по образу жизни, никто не хотел бросать свою работу и обязанности, и как ни старались мы добросовестно жить на две страны, ничего не получилось.
Но сейчас я вижу, как он расстроен и даже заплакан, хотя это не в его привычках. Он достаточно строгий и сдержанный человек - профессия обязывает, а тут он явно расклеился. Я подхожу к нему поближе, глажу по руке, чувствую его тепло, он поднимает голову, улыбается сквозь слезы: "Мэри-Энн, ты здесь?" Только он так меня звал, на английский манер. Он продолжает как бы и для меня, и для себя:
- Мы все сделали, как ты желала, помнишь, как-то болтали с тобой?