— Пройдемте.
Худощавая и высокая женщина с аккуратно уложенными седыми волосами, с узкими очками на носу поджала губы, окинула меня оценивающим взглядом, поправила пиджак и пригласила следовать за ней.
О, ну в этом дворце все как полагается: повар, садовники, служанки и экономка-грымза. Классический вариант. Захотелось пить, нет, снова выпить. Надо было Ржевского взять с собой для моральной поддержки и разрядки обстановки.
Проходим несколько помещений, но мне даже не предложили снять пальто, видимо, уверены, что я здесь надолго не задержусь.
— Папа, прекрати мне снова указывать, я уже совершеннолетняя и вправе совершать любые поступки.
Слышу вопли Орешкиной, улыбаюсь.
— Даша права: все, что не запрещено Уголовным кодексом, — еще один девичий голос.
— Так, а ты марш собираться, завтра вылетаем.
— Нет, что ты, я не могу пропустить знакомство с будущим зятем.
— Мария, не неси ерунды.
Сестренка у Дашки бойкая, руку по локоть откусит, если палец показать, а вот папашка сложный.
— Всем доброго вечера. Дарья, господин Дымов и с кем незнаком еще.
Долгая пауза. На меня смотрят четыре пары глаз, не считая грымзы экономки.
— Рома, — Дашка срывается с места, виснет на шее, такая теплая, родная. Обнимаю ее, вдыхая тонкий аромат сладости. Моя сладкая девочка, только моя.
Отпускаю, вглядываюсь в лицо, видно, что плакала, настораживаюсь, не хочу видеть ее расстроенной.
— Я так рада, что ты приехал. Как ты нашел меня?
— Ты ведь сама написала адрес, непутевая моя.
— Точно.
— Дарья, отойди от этого человека, — строгий голос отца.
А я смотрю на мужчину и не могу поверить, что Люба, каким-то образом придумав провальную схему, решила женить его на себе. Это в принципе невозможно. Но как она утверждает, Володенька окончательно потерял голову от любви. Но я скорее поверю в то, что Люба окончательно потеряла мозг.
— О, да он красавчик, молодец, Даха, — девушка в кресле смотрит с интересом.
— Что он себе позволяет? Ну-ка убери руки от моей невесты.
— Это кто?
— Федор.
— Тот самый гей?
— Эй, я вовсе не гей!
Парень нервно скачет на месте, весь дерганый, глаза лихорадочно бегают, лицо красное.
— Да, ты стопроцентный мужик, у которого отсасывал другой мужик в новогоднюю ночь.
Моя девушка настоящая язва.
— Бинго! Федя, твой ход, — сестренка подливает масло в огонь.
— Так, быстро все замолчали.
На усталое лицо Дымова ложится тень, все и правда замолкают, слушаясь его беспрекословно. Я уже заметил, что Владимир Сергеевич мужчина строгий и властный, не терпящий возражений.
— Федор, можешь идти, мы потом поговорим.
Дальше он не обращает на него уже никакого внимания, Федор напоследок хочет что-то сказать, но молчит и уходит — и правильно делает. Любое слово может лишить его причиндалов.